С другой стороны, чему я удивляюсь? Ни в одном государстве нет единой дуболомной политической линии. Нет того, кто скажет: я на все времена гарантирую именно такую линию. Политическая линия рождается в борьбе разных сил, и даже Президент — всего лишь один из центров силы, который порой вынужден прогибаться под прочих игроков, находить компромиссные решения. Да что там, он даже под своих сторонников вынужден порой прогибаться — под их текущие интересы. Поэтому так остро ощущается в обществе тоска по некоему государю-императору, который уж точно всех нагнёт. Не нагнёт. Он в своё время был таким же полюсом силы. Одним из. И также зависел от собственной бюрократии и собственных влиятельных сторонников, клановых лидеров. Только сместить его было сложней, если интересы менялись, и он оказывался неадекватен веяниям времени.

Что всё это значит конкретно сейчас и конкретно для меня? А то, что я могу дать оружие. Мне даже спасибо скажут. Даже добавят что-то типа: «Ты не предатель, ты настоящий патриот! Оказывается, мы были неправы на твой счёт!» А вот на что они используют это самое оружие — большой вопрос. До пришельцев сейчас — как до луны. А если война на планете? С тем же Китаем?..

— Ладно, можете не отвечать. Я понял причину. В стране нет никого, кто гарантирует, что завтра политические веяния вновь не изменятся. Как было до падения Башен. Я прав?

— Да. Рад, что не требуется объяснять вам прописные истины.

— Знаете что, Илья Егорович? Я должен вам в ноги поклониться за честность, — с этими словами я действительно поднялся и низко поклонился несколько обескураженному моим поведением старику.

— Не стоит, Леон… Мне просто не хотелось бы всё начинать сначала… Один я этого не потяну, а других союзников — идейных союзников! — найти сложно. В наше время сложно.

— Побудьте тогда немного в одиночестве.

Я встал и прошёлся до пилотажной зоны. Валери была погружена в работу с информационными потоками. Сейчас она не только вела корабль, но и анализировала всю телеметрию, поступающую с замершего на орбите крейсера. Нашего крейсера. Я встал перед своей девочкой на колени, поймал снующую по пиктограммам ладонь. Прижал её к своей щеке.

— Ри, извини, я вынужден тебя просить ещё немного побыть моим пилотом. Не возражаешь, Высшая?

— Котёнок, мне не сложно. Кому ещё ты можешь доверить свою жизнь на этой варварской планете? Так что располагай мною, как сочтёшь нужным. Я твоя, — и мягкая ободряющая улыбка.

Пока я целовал женскую ручку, вторая ладошка зарылась в мои волосы, взъерошила их. Девочка воспринимала такое моё поведение как должное, хотя ей и было приятно внимание и преклонение. Она считала меня своим, вот только конкретные знаки внимания не могли оставить её равнодушной. А вот моего товарища наше экспрессивное поведение несколько выбивало из колеи, всё же он не ожидал подобной несдержанности от инопланетян. Привык считать их бесполыми зелёными человечками? Его ждёт сильный разрыв шаблона. Я вернулся в пассажирский отсек и вызвал по инту голограмму Ри.