Светлый фон

Эффект речи был, как от разорвавшейся бомбы. Парламентарии повскакивали с мест, что-то кричали, кто-то даже свистел. Но далеко не все вели себя столь вызывающе. Многие сохраняли спокойствие и невозмутимость, а кое-кто внимательно прислушивался к речи смельчака. Ура-патриотизм — это, конечно, хорошо. Избиратели его любят, особенно, когда флот одерживает победы. Но когда флот терпит одно поражение за другим, а под самым носом у власти смелые радикалы проводят поистине эпохальную идеологическую диверсию… Когда по Литании разгуливает боевой флот этих самых радикалов, совершая одну политическую акцию за другой… Когда сами литанцы устали от непомерного гнёта военных расходов и чудовищной социальной несправедливости, о чём говорят всё новые и новые кадры массовых выступлений, когда обычные люди громят здания банков и корпораций, а чиновников вешают на столбах освещения… От высшей власти в Планетарном образовании хочется увидеть хоть какой-нибудь конкретики, каких-то практических действий, а не псевдопатриотизма.

Конечно, поставленный на голосование вопрос не прошёл. Его заволокитили, его буквально задавили административным ресурсом, но сам факт неоднозначного голосования говорил за себя. И хотя все последующие ораторы с пеной у рта доказывали необходимость нации объединиться перед лицом врага, пойти единым строем, и сыпали ещё многими подобными благоглупостями, сто тридцать из трёхсот десяти парламентариев проголосовали за объявление недоверия. Без малого половина. У всех были самые разные мотивы, порой противоположные. Одни голосовали из-за недовольства плохими военными сводками, пытаясь так вынудить высших управленцев заняться, наконец, кадрами высшего командного звена. Другие голосовали, в надежде на мирное решение проблемы с Республикой. А третьи — просто в пику исполнительной власти и правящей верхушке самого Совета.

После своего прочувственного выступления советник Энни Гиннес с непроницаемым лицом шёл по коридору Дворца Совета к своему личному катеру. Ему необходимо было срочно возвращаться в систему, которую он представлял. У Энни, если можно так выразиться, горела под ногами земля, его «домашние» противники активизировались, поэтому выступление в Совете было для него последней попыткой сохранить ускользающее влияние. Неоднозначной во всех отношениях попыткой. Тем не менее, он надеялся использовать результаты голосования в Совете в свою пользу. Только зайдя в лифт, погружённый в свои мысли советник заметил, что сразу за ним в кабинку скользнул кто-то ещё. Нехорошее предчувствие неожиданно резануло по нервам, и Гиннес обернулся к своему нежданному спутнику.