— Леон, ты не учитываешь одной возможности. В системе ПКО служат люди. Если на планете начнёт твориться чёрти что, они сами тебя попросят спуститься.

— Массовые беспорядки? Утрата контроля над населением?

Я задумался. Действительно, стоит представить себя на месте людей, служащих в защите планеты, и их поведение в такой ситуации уже не кажется прогнозируемым. Особенно, если им надоел беспредел. Особенно, если на планете их друзья и родные. В такой ситуации люди могут воспринять приход хоть какой-то силы, внутренней силы, с облегчением. А меня воспринимают именно как силу внутреннюю.

— Да. Наверное, я слишком много общаюсь со Стондуром… Деформируюсь, следом за ним, — вдруг ответил на мои риторические вопросы товарищ.

— Он мне показался грамотным специалистом.

— Ну да. Только он узкий специалист. Ему не хватает… — Павел попытался подобрать подходящее слово, но оно упорно ускользало. Тогда он щёлкнул пальцами, и почти сразу выпалил. — Воображения! Вот! Вот чего ему не хватает!

— Хорошо, допустим, на планете начинаются массовые беспорядки. Безвластие. Гибнут люди. Правоохранители парализованы. Реки крови. Мы подлетаем, и нам молчаливо предлагается навести порядок. Высаживаем десант. Но это улицы, Павел. Что дальше? Власть остаётся там же, где и была…

— Наше политическое крыло, Леон.

— Но у проправительственных сил большинство… Стоп! Советник! Я понял! Это гениально! А до того, как прилететь, мы можем продемонстрировать свою готовность наводить порядок. Жёстко и бескомпромиссно к его нарушителям. Как и планировали в самом начале, но только в составе общей концепции переключения на себя власти в Литании!

— Не совсем понял тебя.

— Ничего, сейчас объясню…

У Павла с воображением было всё в порядке. У него была другая проблема — он не был практиком. Поэтому его роль в текущих событиях сводилась к минимуму. Ну, разве что советник Гиннес очень впечатлился его концепцией дальнейшего развития Литании и взял почитать, как он выразился, «на сон грядущий». Да и, что греха таить, многие проблемы можно было решить только на авторитете Меча Республики. Стоило мне появиться на переговорах, и люди начинали вести себя иначе, теряли былую бескомпромиссность, начинали думать, начинали проявлять уважение к собеседнику. Поэтому нам с Валери и приходилось мотаться по Литании, как проклятым. Наш крейсер офицеры в шутку прозвали курьерским. Ну хоть не «призрак коммунизма», как в своё время пошутил мой товарищ.

Прошло уже две недели с того момента, как до нас дошла весть о неприкасаемости эскадры сопротивления. Всё это время «курьерский крейсер» нёс на себе всю тяжесть политической борьбы. Пока ещё теневой, закулисной, но не менее ожесточённой, чем открытая её фаза. И ведь мы пока ещё даже не приступили к самому грязному этапу, когда под нож пойдут основные политические противники! А то, что их придётся устранять, не вызывало сомнений ни у меня, ни у Павла, ни у Моллиса. Не говорю про Валери, потому что ей было плевать на всю эту возню, только при мысли о боевых операциях Высшая заметно оживлялась…