— И что ты испытываешь сейчас, Меч Республики? После жестокого убийства… сколько их там было?.. Тысяча? Две?..

— Ничего, уважаемый. Когда эти звери похищали, а потом насиловали мою жену, они не испытывали сожаления. Могу вас в этом заверить. Даже когда их выколупывали из их собственного корабля, они не раскаивались. Сожалели лишь о том, что так по-глупому подставились и попались. Собаке — собачья смерть.

— Значит, это всего лишь личная месть? А как же ваша претензия на заботу о литанцах?

— Не вижу противоречия. Мой личный мотив пришёл в корреляцию с общественной потребностью. Я искренне не хочу, чтобы простые литанцы оказывались на моём месте, в роли мужа, с женой которого поступили так, как поступают эти отморозки. Просто меня они уже затронули лично, а до других ещё не успели добраться. Так что не надо пытаться обвинять меня в бессмысленной жестокости или корысти. На эту операцию были потрачены значительные ресурсы, а отдача от них в деньгах в отрицательной зоне. А если я готов тратить ресурсы не для обогащения своего и своих людей — то какой же я пират? Нет, уважаемый, всё куда сложнее. Такие простые критерии больше не работают. Это другой уровень ответственности, и другой уровень борьбы. На фоне той гражданской войны, которая набирает обороты в нашем Планетарном образовании — это благородная и высокоморальная миссия.

Больше корреспондент не задавал каверзных вопросов. Мои слова заставили его задуматься. Причём он не показался предвзятым, просто привык к излишне прямолинейным причинам-следствиям. Надеюсь, ему хватит волевых и интеллектуальных качеств, чтобы переосмыслить своё отношение к событиям в Литании. Ну а я… Мне реально было плевать. Первый акт моей собственной мести свершился, но не принёс радости. Вообще ничего не принёс. Только где-то внутри возникло ощущение правильности. Нас с офицерами всё более затягивало в пучину водоворота большой истории. Безотносительно к моему мнению, или мнению этого упертого корреспондента. Поток же истории бесчеловечен, он захватывает и несёт на гребне. Или топит в своих глубинах. Здесь и сейчас мы оказались на гребне, а кто-то… Кто-то канул в его глубины.

Обширное помещение управления третьего ударного флота полнилось жизнью, и со стороны больше походило на растревоженный муравейник, во всю готовившийся к празднованию своего самого-самого главного праздника. Почему праздника? Да потому, что всё вокруг пестрело от обилия голограмм всех мыслимых форм и расцветок, похожих на транспаранты и салюты, призывающие людей радоваться жизни.