Её всю распирало от возбуждения. Мы целовались, жадно стискивая друг друга в объятиях, прохаживаясь по выпуклостям и чувствительным зонам ладонями, поглаживая, нажимая, даже легонько пощипывая. Это было наваждение, подлинное безумие. Какое там психическое расстройство! По сравнению с ним то, что мы сейчас испытывали — цунами на фоне лёгкого ветерка!

И всё же, несмотря на противодействие рыжей, я продолжал давить. И она под этим давлением отступала — не прижималась ко мне, не сдавалась, а лишь отступала. Шаг. Ещё шаг. И вдруг… Чертовка меня перехитрила. Когда наши ноги оказались по щиколотку в воде, Киса вдруг резко подалась вперёд, запрыгнула на меня, оплетая ногами талию, и этот её бросок напрочь лишил меня равновесия. А рыжая ещё и добавила, откинувшись назад, как на качелях… С шумом и плеском мы рухнули в воду, и хотя девочка сначала оказалась подо мной, но очень быстро сориентировалась. Я даже отдышаться не успел, как оказался лежащим на кромке «прибоя». Из воды выступала только верхняя часть тела, всё остальное было сокрыто за её кромкой, а сверху, пленив руки, бесновалась рыжая снежка. Её поцелуи уколами страсти пронзали шею, плечи, грудь… Вот она добралась до сосков, и я невольно застонал, забарахтался, но где там! Только новый укол возбуждения получил, на этот раз через имплант, и, окончательно задохнувшись желанием, лишился всякой способности к сопротивлению. Ну а Киса… Рыжая взяла меня. Видимо, именно так она всегда и мечтала — оседлав, спеленав руки за головой, жадно целуя, где ей вздумается, безостановочно ввинчивая чувственные уколы импланта. И не абы как ввинчивая. Все уколы шли отголосками поцелуев, как реакция на них, следом за естественной вспышкой желания.

Было кристально ясно, что Киса до того — была искусственной, ненастоящей. Она играла свою роль. Играла искусно, так, как от неё требовали старшие сёстры, зато теперь на мне бушевало овеществлённое пламя её темперамента, не сдерживаемое более ничем. И это пламя настолько разогрелось в тесноте зажатой до того створками рассудка и вынужденной необходимости души, что теперь грозило спалить нас обоих без остатка. Против огненной стихии, в которую превратилась республиканка, не было спасения. Да что там, даже её куда более опытные сёстры приподнялись из шезлонгов и с ошарашенным видом наблюдали за творящимся на их глазах действом.

— Вот это страсть! — протянула Милена с толикой зависти. — Даже я так не могу! Точно, вся в мать пошла… Валери, помнится, иногда так воспламенялась… Нет, определённо не зря мы Кошака к ней толкнули. В её пламени сгорят остатки его личной драмы.