Светлый фон

Он ушел.

Костя сидел скорчившись в кресле, зажмурившись и сцепив зубы. Он медленно стиснул кулаки и прижал их к ушам. Больше всего он боялся сейчас увидеть на экране далекие очертания «гоанны» или услышать в динамиках тревожный голос Маони.

Лишь бы ничего не происходило. Ничего — и чем дольше, тем лучше…

«Он оставил меня одного. Но он совершенно уверен, что спустя какое-то время я тоже смалодушничаю, сдамся и последую за ним. А в награду он продемонстрирует мне нечто по его мнению важное. Поделится еще каким-нибудь бесценным на его взгляд знанием. А потом мы заточим себя в собственных кельях, отныне не имея сил видеть друг друга… Между тем, как Рой будет травить Маони сворой клешнястых краснопанцирных псов… Но малодушие ли это? И что важнее — одна-единственная человеческая жизнь или репутация всего человечества в глазах этого самого Роя? В мириадах самоцветных фасеточных глаз?.. Варданов сделал свой выбор. А я?! Что важнее лично для меня, простого драйвера, не обремененного жизненным опытом, не укрепившегося по молодости ни в убеждениях, ни в заблуждениях? И даже не связанного никакими инструкциями и Кодексами? Может быть, истинное мужество именно в том и состоит, чтобы подняться и уйти подальше от соблазнов разрубить все наличные гордиевы узлы мечом… или, что, в общем, то же самое, фогратором. А поддаться соблазну, ухватиться за фогратор и пустить его в ход — как раз самое постыдное малодушие… Так, что ли, диктуют нам человеческие зрелость и мудрость? А если мне одинаково отвратительны оба выхода из этого тупика, как тогда быть?!»

14

14

«Костя, — сказал Фрост. — Хорошо, что я тебя застал. А не пора ли вам улетать?» «Улетать? Ни в коем случае! Мы будем сидеть и ждать возвращения Гвидо». «Не надо ждать. Забудьте о нем. Улетайте. Что вам здесь делать? Скука: песок да колючка. Возьмем, к примеру, меня. Я на следующей декаде хотел отправиться в систему Черный Парус. Ну да теперь уж, видно, не получится…» «Курт, это ты?! Откуда ты взялся? Почему ты здесь? Ведь тебя же…» «Ты знаешь, зачем я пришел? Забрать твой фогратор. Он тебе ни к чему, звездоход». «Думаешь, ни к чему?» «И ты тоже так думаешь. Ты же научился думать». «Курт, постой, не уходи! Сейчас ты знаешь больше, чем мы с Вардановым. Открой мне, чем все это кончится?» «Ни черта я не знаю, Костя. Как я могу открыть то, чего еще нет? Там, где я, вообще ничего нет. Такая же пустыня… и огни. Много огней… и никто ничего не знает. И, самое подлое, знать не желает. Одиночество и скука». «Что это за туман, в котором ты стоишь? Выйди из него, ну пожалуйста…» «Туман, потому что сон. Ты спишь, Костя». — «Я сплю?! Мне нельзя спать. Как я мог заснуть, когда такое творится?» «Улетайте, братцы. Еще есть шанс. Потом это будет непросто — улететь отсюда. Бросить Гвидо в песках одного… Ты спишь, и поэтому я еще застал тебя, чтобы проститься. А сейчас я уйду. Меня зовут… Больше мы не увидимся, Костя, но ты не забудешь меня. Ты тогда опоздал меня спасти». «Но разве я мог?..» «Тебе бы на полчаса раньше войти в мою каюту — и возникли бы варианты. Но я был один — и пчела. И этот паршивый зомби… Никогда не опаздывай спасать, звездоход… Я ушел… Меня нет… Дальше ты один…»