Два десятка детей не старше двенадцати лет поклонились отдавая дань миллиардам, именно миллиардам, зрителей. Их имена и биографии были известны далеко за пределами союза.

— Они прекрасны! — прошептала женская половина семьи Растоповых восхищаясь триумфом наук о человеке использованных во благо человека.

— Бедные дети— возразила девушка с обесцвеченными волосами живущая с другой стороны от лифтовой шахты.

Катя Соколова, а ныне Кораблёва пожала плечами: —Я бы скорее пожалела не конкретно этих детей. С ними как раз всё в порядке. А их родителей. Или вернее родителей их предшественников, тех с кем у генограммистов не получилось. Наверное цинично так о них говорить, но по сути отбракованный материал. Любому триумфу предшествует череда ошибок и неудач.

Родственник Никодима Нискольких доел ватрушки, допил чай и решил вступить в разговор: —Я слышал, что не всегда удаётся определить ошибки развития до рождения. Иногда они проявляются в позднем возрасте, когда в ребёнке уже начала формироваться личность. Особенно это касается высших когнитивных функций мозга затронутых неумелым генограммистом. И что потом с таким ребёнком делать?

— Не говорите ерунды! — хором возмутились Растроповы: —Неумелый генограммист ещё больший нонсенс чем неумелый врач или учитель не умеющий учить или психолог не разбирающийся в психологии, я даже не знаю. Это просто невозможно! Перед тем как допустить генограммиста до работы с человеческой ДНК ему предстоит пройти множество экзаменов и испытай. И если он хотя бы раз проявит низкую квалификацию. Невозможно!

— Все ошибаются— настаивал родственник Никодима Нискольких— И генограммисты тоже. Что происходит с ошибками «творцов человеков». Как они живут, вот скажите мне, как?

Бросающая на правдолюбца недовольные взгляды Ташка подняла руку и сказала: —Нормально живут, как люди. И получше многих. Мне, например, вернули обоняние и способность ощущать вкус как только научились это делать. Я доминанта — объяснила она.

Родственник смутился, покраснел как помидор: —Простите пожалуйста. Язык без костей.

Ташка привычно махнула рукой: —Никаких обид. Но скажите товарищ, почему вы во всём стремитесь увидеть плохое? Зачем перерываете кипы чистого отглаженного белья в какой-то больной надежде отыскать среди сотен накрахмаленных и смоченных одеколоном одну пару грязных, пардон, трусов… — Коля Нагорный издал громкий смешок поспешив закрыть рот ладони. Егор нашёл и сжал Ташкину руку. Катя смотрела спокойно и серьёзно. На дне её глаз плескался и кипел чистейший синий цвет. Такого чистого оттенка не бывает в природе. Это очищенный, профильтрованный и экстрагированный цвет, подарок девушке от генограммистов. Все молодые люди, по крайней мере в союзе, прошли очистку генома от накопившихся за века бездумного торжества медицины ошибок и наследственных болезней. Все изменены и зашедший в гости к Никодиму спорщик также несёт в себе мелкие улучшения избавляющие от боли, проблем и делающие жизнь насыщеннее и ярче. Просто некоторые модифицированы гораздо более остальных. Они авангард, если говорить на языке военных. Или предвестники если перейти на язык мистики. Но все они люди. И Ташка закончила: —Я работаю с зародышами искусственных интеллектов. Каждый из них потенциально мог бы развиться в разум. Пусть не каждый, но многие точно могли бы. Но пока не развились они не больше чем зародыши, расходный материал, объекты для экспериментов и прочее. Их как бы нет, понимаете товарищ? В противном случае к каждой травинке и каждой букашке пришлось бы относится со священным трепетом, а вдруг они через миллион лет вдруг станут разумными. Глупо? А ведь это всего лишь ваша мысль доведённая до логического конца. Ошибка генограммистов — огромный стресс для родителей, но человеческий зародыш в ней отнюдь не пострадавшая сторона. Именно зародыш, а не ребёнок потому, что разума, как такового, ещё нет. И не бывает трагедий с тумбочкой или с механическим подъёмником в главной роли. Ну, может быть только в авторских театрах экспериментального искусства.