Такси–автомат продолжало ползти дальше, нырнуло под полог густо переплетенных лиан, а затем перед его пассажирами снова предстали руины какого–то городка.

Ровные ряды гниющих в сырости деревянных домов с поблекшими указателями на стенах и выбитыми окнами. Однако, как оказалось, город не был покинул жителями. То здесь, то там, на тротуарах, через трещины которых пробивалась серная трава, Нату попадались на глаза люди или, вернее, — отметил он про себя — чап–чапычи. Пять или шесть из них, спотыкаясь, медленно и неуклюже брели по каким–то своим делам, если таковые у них еще были. Одному Богу известно, чем можно было здесь заниматься. Ни телефонов, ни почты…

Может быть, подумалось ему, Конгросяну по душе умиротворяющая тишина и спокойствие здешних мест. Здесь было непривычно тихо, единственными звуками было слабое постукивание об асфальт крохотных капелек моросящего дождя, вернее даже, влаги, выпадающей из тумана. Может быть, стоит только привыкнуть к этому и…

Но он тут же четко себе представил, что никогда не смог бы привыкнуть к этому. Слишком уж явно заметен был характерный для этих мест полнейший упадок, отсутствие какого бы то ни было роста или развития. Они, конечно, несчастные создания! — отметил он про себя, вот только руки совсем опускать им никак уж нельзя, они обязаны поддерживать в приличном состоянии свои поселения. То же, что предстало здесь его взгляду, наполнило его унынием.

И, подобно Молли, он уже тоже раскаивался в том, что связался с этой поездкой.

— Я бы очень долго и мучительно думал, — произнес он громко, прежде, чем закопаться в такой дыре. Но стоит в себе ощутить способность на такой поступок, как уже легко можно смириться с самым трудным аспектом жизни.

— В чем же он заключается, этот самый трудный аспект жизни?

— В безраздельном господстве над нами прошлого, — ответил он. — В таких местах прошлое господствует над душами и умами людей всецело, во всех без исключения отношениях. Их общее прошлое — война, которая непосредственно предшествовала этой эпохе, и вызванные ею последствия.

Экологические изменения, коснувшиеся условий жизни каждого человека. Это своего рода музей, но музей живой. Музей, свидетельствующий о развитии рода человеческого вроде бы по спирали…

Он зажмурил глаза. Интересно, подумал он, рождаются ли дети у чап–чапычей? Генетически этому ничто не мешает. Я это точно знаю. Эта ветвь человечества явно ущербна — но тем не менее это одна из ветвей человечества, и она растет дальше.

Они выжили. И это даже очень неплохо, учитывая сложившуюся здесь окружающую среду, для эволюционного процесса. Именно так и работает эволюция, еще со времени появления первых трилобитов. Ему стало не по себе от мысли.