— Имя? — негромко поинтересовался Ацилий у Ливии, кивнув на представителя мозговедов.

— Луций Антоний Цикутин, наш психо-куратор, — процедила женщина, скривив губы. — Убрать его, господин?

— Нет-нет, его присутствие весьма кстати. Пусть остается.

— Хорошо. Связь! Подготовить трансляцию на всех частотах! И, кстати, где тело Фульвия?

— Кхм… в медотсеке, наварх, — осторожно ответил за всех астрогатор. — Ты всего лишь оглушила его, наварх.

— Прекрасно. Нет предзнаменования хуже, чем расстреливать дежурного связиста в начале такого полета, — Ливия повеселела. — Когда очнется, на гауптвахту его. Ну, готово? Внимание экипажа! Говорит наварх. Всем уже известно, что мы были вынуждены покинуть станцию Цикута Вироза в спешке и недружелюбно. К счастью, нам удалось обойтись без кровопролития. К несчастью, наш поступок поставил нас в положение мятежников. Но знайте, что это не так. Только любовь и преданность Республике заставила нас поставить на карту наши и ваши жизни. Аквилины, мы взяли на борт Гая Ацилия Куриона, сенатора, дважды избранного курульным эдилом, лидера партии популяров. И я хочу, чтобы вы его выслушали. Гай Ацилий гораздо лучше меня разъяснит, какое будущее нас теперь ждет. Прошу тебя, Гай Ацилий, говори. Тебя услышит и увидит не только «Аквила», но и все, кто принимает сейчас наши передачи.

«Прямая трансляция? Это она хорошо придумала. Тактически очень верно», — подумала Кассия, занимая место за левым плечом Куриона, как и положено квалифицированному телохранителю. Слава богам, кое-что в обеспечении личной безопасности она понимала.

— Благодарю, благородная Аквилина, — молвил Ацилий и обратился к тем, кто смотрел и слушал, так просто, словно это и впрямь были приятели, заглянувшие к нему на виллу распить амфору фалернского:

— Друзья мои, наша славная наварх спросила меня о будущем, но прежде мне придется ненадолго вернуться в прошлое. Как иначе ответить на вопрос, который наверняка озадачивает каждого из вас: как случилось, что патриций Ацилий, сенатор Республики, еще совсем недавно претендовавший на высший в стране пост, оказался здесь в роли беглеца и просителя? Что за ужасное злодеяние совершил он, за какое предательство его осудили на участь лигария? И как смеет теперь этот преступник просить нашего сочувствия?

Голос Ацилия, отлично поставленный голос оратора, взлетел, зазвенел возмущением и гневом, а резкий жест правой руки патриция только подчеркнул впечатление. Курион взял паузу, чтобы дать слушателям проникнуться этим самым главным вопросом, а затем чуть развел руками и склонил голову: