«Охнуть не успеешь, как он в мозги залез и давай там свои порядки наводить, — напомнила себе девушка, прикидывая, как бы уговорить наварха выкинуть Антония в пространство, пока не навредил Ацилию. — А может, ему ногу сломать? Боль хорошо отвлекает от коварных замыслов».

Тем временем Курион продолжил речь:

— Именно с такими идеями я и шел на выборы консулов, квириты. И, если можно верить той поддержке, что я получал, этот высший в Республике пост вполне мог стать моим. Но привычка играть честно — это скверная привычка для политика, друзья. Как мог я думать, что один из ближайших моих друзей, мой ярый сторонник, мой родственник, хоть и дальний, народный трибун, в конце-то концов — окажется лживой и мерзкой тварью? Публий Клодий Пульхр, ваш собственный трибун, предал и меня, и вас. Он якобы втайне передал мне проект закона — страшного закона, квириты! — который готовили оптиматы. Ужесточение психо-контроля, еще большее ограничение личной свободы и — снижение вариабельности. На практике это означает, друзья, что вас — всех вас! — планируется постепенно превратить даже не в подобие рекреационного персонала или лигариев. Нет, хуже, много хуже! Не останется ни дружбы, ни ненависти, ни любви, ни товарищества, ни азарта — ибо вас лишат эмоций. Вам не нужны будут ни гетеры, ни даже вирт-поле, этот суррогат, с помощью которого вы сейчас вынуждены удовлетворять естественные человеческие потребности в творчестве, любопытстве, экзотических ощущениях. Безупречные винтики государственной машины, лишенные страха и сомнений, симпатий и неприязни, умеющие только повиноваться — вот кем вы станете, если этот закон будет принят. Нет, ни сразу, постепенно, не при жизни этого поколения, возможно — но так будет… Пугающая перспектива! Возможно ли поверить в это, квириты? Но взгляните! — Ацилий внезапно простер руку к Антонию. — Взгляните на этого человека, одного из членов службы психокоррекции! Он кивнул, друзья, а в глазах его отчетливо заметен страх. Да, страх, ибо даже психокорректоров устрашает такое будущее. Ведь при этом новом порядке они рано или поздно станут не нужны, не так ли, Луций Антоний?

Курион выдержал недолгую паузу, делая вид, что ожидает ответа. Естественно, психо-куратор молчал, как на допросе у парфов.

— И я устрашился, квириты. И я поверил — слепой глупец! — я поверил, что Клодий, народный трибун Клодий, мой естественный союзник и друг, поддержит меня в Сенате. Не допустит принятия этого злодейского закона. И как же страшно я обманулся, друзья… — патриций испустил тяжелый вздох и покачал головой. — Простите мне перечисление этих подробностей, квириты. Я знаю, что детали утомительны, однако без них вы, не будучи завсегдатаями сенатских заседаний, не оцените всей глубины моего падения.