Теперь он повернулся к ней. Он был не старым, моложе ее, и в глазах его светилось понимание. «Он опасен, — подумала она, — он красив, я тону в этом понимающем взгляде».

— Дона Иванова, — сказал он, — как можно было прочесть «Королеву и Гегемона» и вообразить, что ее автор может принести утешение?

Ответил Миро — молчаливый, неторопливый Миро, ввязавшийся в разговор с энергией, которой не проявлял с детского возраста.

— Я тоже читал, — сказал он. — Первый Глашатай Мертвых писал историю Королевы баггеров с глубоким состраданием.

Глашатай грустно улыбнулся.

— Но ведь он писал не для баггеров, верно? Он писал для людей, которые тогда еще праздновали уничтожение баггеров как великую победу. Он писал жестоко, чтобы превратить их гордость в сожаление, их радость в скорбь. А теперь люди забыли, что когда-то ненавидели баггеров, что когда-то скандировали имя, которое теперь неприлично произносить вслух…

— Я могу произнести его, — сказала Иванова. — Его звали Эндер, и он уничтожал все, к чему прикасался.

«Как я», — мысленно добавила она.

— Правда? И что вы знаете о нем? — голос его стал острым и жестоким. — Откуда вы знаете, что ни к чему он не прикасался с любовью? Что не было человека, который любил его и которого он любил? «Уничтожал все, к чему прикасался» — это ложь, такого нельзя сказать ни об одном человеке.

— Это ваша доктрина, Глашатай? Немного же вы знаете, — в ее голосе был вызов, но его гнев напугал ее. Она думала, что его мягкость нельзя смутить ничем.

И почти сразу гнев исчез с его лица.

— Не переживайте, — сказал он. — Я отправился сюда по вашему вызову, но пока я был в пути, и другие вызвали Глашатая.

— Да? («Кто еще в этом темном городе был знаком с этой книгой настолько, чтобы вызвать Глашатая, и не боялся епископа Перегрино?») Если это так, то почему вы пришли в мой дом?

— Потому что меня вызвали Говорить о смерти Маркоса Мария Рибейра, вашего покойного мужа.

Сама мысль была отвратительной.

— Кому нужно думать о нем опять, когда он умер?

Глашатай промолчал. Вместо него ответил Миро:

— Например, Грего. Глашатай показал нам то, что мы должны были заметить сами — что мальчик скорбит об отце и думает, что все мы ненавидим его…

— Дешевая психология, — оборвала его Новинья. — У нас тоже есть врачи, но и от них не больше пользы.

Позади нее раздался голос Элы: