— Межзвездные полеты измеряются не километрами, дона Иванова. Годами.
Слова его обвиняли, но голос был грустным, даже прощающим, утешающим. «Этот голос мог бы соблазнить меня. Этот голос лжив».
— Если бы я могла вернуться в прошлое и возвратить вам двадцать два года, я сделала бы это. Мой вызов был ошибкой, извините, — голос ее звучал фальшиво. Вся ее жизнь была лживой, и даже это извинение звучало отрепетированно.
— Я еще не почувствовал этого времени, — сказал Глашатай. Он все еще стоял позади нее, и она еще не видела его лицо. — Для меня прошла всего неделя с тех пор, как я расстался с сестрой. Кроме нее у меня никого не осталось. Ее дочь еще не родилась тогда, а сейчас она, наверное, закончила колледж, вышла замуж, может быть, родила своих детей. Я никогда не увижу ее. Но я теперь знаю ваших детей, дона Иванова.
Она поднесла к губам чашку и выпила ее одним глотком, обожгла язык и горло.
— Вы считаете, что узнали их всего за несколько часов?
— Лучше, чем вы, дона Иванова.
Новинья услышала, как у Элы перехватило дыхание от дерзости Глашатая. И хотя она подумала, что такое возможно, все же она разозлилась из-за того, что это сказал посторонний. Она повернулась, чтобы посмотреть на него, ответить ему, но за ее спиной его не было. Она повернулась дальше, наконец встала, но в комнате его не было. Эла стояла в дверях, широко раскрыв глаза.
— Вернитесь! — сказала Новинья. — Нельзя же сказать такое и просто уйти!
Но вместо ответа она только услышала тихий смех в глубине дома. Новинья направилась в направлении звука, прошла через все комнаты в самый конец дома. Миро сидел на ее кровати, а Глашатай стоял возле двери, и оба смеялись. Миро увидел ее, и улыбка исчезла с его лица. Она почувствовала боль. Он не улыбался уже много лет, она даже забыла, каким прекрасным становилось его лицо, как у его отца, — а ее приход стер эту улыбку.
— Мы пришли сюда поговорить, потому что Ким страшно зол, — объяснил Миро. — Эла заправила постель.
— Я думаю, Глашатаю безразлично, заправлена, ли постель, — холодно сказала Новинья. — Не так ли, Глашатай?
— Своя красота, — сказал Глашатай, — есть и в порядке, и в беспорядке.
Но он не повернулся к ней, и она была рада, потому что ей не придется смотреть в его глаза, когда он будет слушать ее отповедь.
— Я хочу сказать вам, Глашатай, что вы приехали зря, — сказала она. — Если хотите, можете меня ненавидеть, но нет смерти, о которой вам нужно Говорить. Я была глупой девчонкой и наивно вообразила, что по моему вызову появится автор «Королевы и Гегемона». Я потеряла человека, который был мне словно отец, и мне нужно было утешение.