Вскоре, разматываясь в воздухе, кольца веревки со свистом устремилась к нам. Однако резкое движение при броске вызвало проседание ненадежного грунта, и капитан тоже начал медленно тонуть в трясине.

А ночь тем временем вступала в свои права. Повсюду замелькали болотные огни, послышались голоса обитателей этих мест, вышедших на охоту. Дождь прекратился, небо очистилось, и на него выплыла багровая луна — словно мрачное око, озирающее свои гибельные владения. Какая страшная смерть ожидала нас! Словно расслышав мои мысли, Сабина с отчаянием прошептала:

— Это конец…

Я чувствовал, как все клетки моего тела противились неизбежному, и пытался ухватиться за что–нибудь более или менее надежное, чтобы выбраться из трясины, но хилые травинки рвались под пальцами, ненадежные кочки уходили на глубину.

— Пожалуй, рассчитывать на помощь не приходится, — с непривычной грустью проговорил капитан Дэврез. — Какая нелепая гибель! Простите меня, если можете, дети мои!

Нежность, прозвучавшая в его словах, яснее любых стенаний показала, что гибель близка. Капитан проиграл свое последнее сражение — цепкая стихия, схватившая нас в свои объятия, оказалась сильнее мужества и доблести испытанного воина. Я услышал, как Сабина произносит слова молитвы.

Луна, взбираясь на небосвод, становилась все ярче, постепенно теряя свой красный цвет. Зажглись звезды, словно поминальные свечи, и их отражения присоединились к мерцающим болотным огням. Ветер принес издалека какой–то пряный аромат, напомнивший ладан. Похоже, наши похороны природа обставляла по высшему разряду!

— Дай руку, Робер! — внезапно проговорила Сабина. — Так мне будет легче…

Болотная жижа поднялась уже до плеч: судя по всему, через полчаса все закончится. Я сжал ее заледеневшую ладошку и, еле сдерживая слезы, прошептал:

— Мужайся, милая! Благослови тебя Бог!

Неожиданно я услышал музыку и, решив, что начались слуховые галлюцинации, покрутил головой. Звуки, однако, не только не исчезли, а, напротив того, усилились, сливаясь в странную мелодию. Я попытался отыскать загадочный источник и внезапно на том холме, к которому мы так неудачно устремились, заметил человека. Его силуэт отчетливо выделялся на сверкающей лунной дорожке, и стало очевидным, что это именно он играет на каком–то непонятном инструменте.

Словно подчиняясь неведомому приказу, на холмик принялись карабкаться гигантские саламандры и жабы, тритоны и протеи, водяные змеи и прочая ползучая тварь, тесным кольцом собираясь вокруг человека. Вскоре к этой компании присоединились птицы — гагары, кулики, совы; показались гибкие тела водяных крыс, а над головой музыканта вычерчивали стремительные зигзаги летучие мыши. От этой сцены вдруг повеяло таким дружественным единением всего живого, что я чуть ли не физически ощутил удивительное тепло их отношений.