Светлый фон

* * *

Нил с рассеянной улыбкой провёл ладонью по барной стойке. Какое всё же приятное чувство. Как дома оказался.

Не стоит рассказывать Че об этой самоволке. Нет, капитану и в принципе незачем знать, что его бортмеханик ходит, где вздумается, не утруждая себя соблюдением формальностей. Хотя и это – как посмотреть. Документация в порядке, комар носа не подточит… но прегрешение есть прегрешение. Хм. А уж тем более рассказывать своему другу и благодетелю о том, что порою тоскуешь о скучной и сытной жизни бармена – ни к чему. У него других дел полно. Чего вообще до людей нисходит – не всегда понятно.

Здесь многое переменилось. Обслуга сплошь роботы, даже раздражает. Зато чище стало, опрятнее. И вместе с тем словно жизни поубавилось. Так чувствуешь себя на новом корабле, только с верфей: всё будто и не для людей сделано, будто ты тут случайно, незваный и ненадолго.

Словно из ниоткуда появился услужливый андроид. В ответ на его вопросительный взгляд Нил покачал головой; пить не хотелось. Да и нельзя… Че дал понять, что как минимум сутки на борту не появится, но мало ли. Та ещё будет нелепица, если пилот объявит срочный вылет. Так разом лишишься и корабля, и работы, и друга, и доброго имени. А работа на Че – Нил признавался себе в этом в минуты рефлексии – последняя для астромеханика. Если и уходить от друга-капитана, то только на покой.

Мимо проплыл робот-официант с тяжело гружёным подносом. Плошки, чашечки, стаканы, кружки, рюмки; разноцветные жидкости внутри. Нил с азартом, известным каждому знатоку, на ходу опознал смеси. Кажется, пьянствовать собирается компания заядлых выпивох. Нил хмыкнул, представив себя после такой дозы горячительного. Механик мог пить за десятерых, мать-природа одарила его лужёным желудком. Но и страдать похмельем пришлось бы вдесятеро дольше. Особенно, если смешать красное полусладкое с молочным ликёром, «зелёной феей» и «сладкими слезами». Что-то там ещё стояло на подносе?..

Переводя призму памяти с воспоминания на воспоминание, он с улыбкой оглядывался по сторонам. Как бы то ни было, а тяжело называть корабль домом. Даже Че, даром, что умирать не частит, успел поменять за последнее время сколько? Четыре машины? А месяцы работы на станции, где к Нилу, ветерану жестоких боёв, прочие жители железного муравейника относились с нотой уважения, были такими мирными. Можно травить байки, вымышленные чуть менее, чем полностью, заводить друзей и наслаждаться покоем. Почему оно наскучило? Вот ведь глупые мысли.

А где ещё может жить и умирать старый пёс, пропитанный духом корабельной машинерии? Это только молодые спецы, вовремя поймавшие свою волну и достаточно осторожные, чтобы не умереть при первом взрыве, мечтают вернуться в родные пенаты богачами. Потом, после, наверное, года, страх смерти отходит на второй план. Космический корабль – это божественный зверь, и люди – кровь его. Чувствовать себя частью чего-то по-настоящему огромного, величественного… Это ни с чем не сравнится. Это стоит любого риска; это наркотик. Но и вовремя уйти надо уметь. Нил надеялся ещё долго бороздить космос, но знавал он людей, что до последнего цеплялись за стальные палубы. Искалеченные телесно и душевно, не умеющие помыслить себя нигде, кроме как внутри металлического зверя. Жаль таких. Самому бы не превратиться.