Теперь это казалось нереальным. «Сизу» стал его домом. Теперь он даже думал на языке Семьи.

С чувством вины он подумал, что в последнее время редко вспоминает о папе. Неужели он стал его забывать? Нет, нет! Он никогда ничего не забудет… Папин голос, его отстраненный взгляд, когда он говорил о чем-то неприятном, его скрипучий протез, его бесконечное терпение, — ведь за все эти годы папа ни разу на него не рассердился. Нет, рассердился однажды:

— Я тебе не хозяин!

В тот единственный раз папа рассердился. Это обидело Торби, он ничего не понял.

Теперь, пройдя через огромное пространство и время, Торби внезапно понял. Только одна вещь могла рассердить папу — папа был чудовищно оскорблен утверждением, что он, Бэзлим Калека — рабовладелец. Папа считал, что мудрого человека невозможно оскорбить, потому что на правду обижаться нельзя, а неправда не стоит внимания.

Все же папа обиделся на правду, потому что папа безусловно был его хозяином: он купил Торби на Рынке Рабов. Нет, это чепуха! Он не был папиным рабом, он был папиным сыном… Папа никогда не был его хозяином, даже если иной раз давал ему шлепка за какую-нибудь глупость. Папа был… просто папа, и никто другой.

И Торби понял, что единственная вещь, которую ненавидел папа, — это рабство. Торби не совсем осознавал, почему так уверен в этом, но он не сомневался. Ведь папа никогда не говорил о рабстве; но Торби помнил, как папа говорил, что человек должен быть свободен внутренне.

— Эй! — на него смотрел начальник погрузки.

— Сэр?

— Ты что, двигаешь этот контейнер или хочешь сделать из него постельку?

Дня через три, когда Торби, приняв душ, собирался пойти прогуляться вместе с Фрицем, старший по палубе просунул голову в умывальную и сказал:

— Капитан приветствует Торби Бэзлима-Краузу и просит зайти к нему.

— Да, да, старший, — сказал Торби, глубоко вздохнув и выругавшись про себя. Он быстро влез в одежду, надел фуражку, с сожалением простился с Фрицем и помчался к капитану, надеясь, что старший уже сообщил, из-за чего Торби задерживается.

Дверь была открыта. Торби начал было официальный рапорт, но капитан посмотрел на него и сказал:

— Хэлло, сынок. Входи.

Торби переменил официальное обращение на семейное:

— Да, отец.

— Я собираюсь пройтись. Хочешь со мной?

— Сэр — то есть отец! Да, это будет так здорово!