Марсия начала что-то говорить про массовую истерию, и передачу наконец выключили.

Несколько минут спустя нам дали разрешение на вылет. Обычно стартовые манипуляции производит Белль, но в тот момент мне нужно было отвлечься от мыслей о Вильянуэве. Мы отчалили и медленно покинули станцию. Помню, я посмотрела вниз и подумала, насколько Окраина похожа на ту несчастную планету: такие же просвечивающие облака, обширные зеленые континенты, ледяные шапки, штормы в океане. Когда мы впервые там появились, на юге бушевала сильная снежная буря, как и теперь на Окраине, – только над северной полярной шапкой. Землеподобные планеты всегда вызывают, по крайней мере у меня, тоску: такое чувство, будто я возвращаюсь в хорошо знакомое место. Даже Салуд Дальний, изгнанный из Млечного Пути миллионы лет назад, с почти беззвездным небом, походил на родной мир. Стоит появиться на одной из этих планет, и кажется, будто ты вернулся домой. Когда мы проплывали мимо луны, я рассказала об этом Шаре.

– Я путешествовала не так много, как ты, – ответила она, – но не удивлюсь, если это свойственно всем людям. Впрочем, такое ощущение может быть опасным. Некоторые из этих планет никак нельзя назвать дружелюбными.

Мы рассчитывали добраться до цели за четыре дня. Белль пожаловалась, что мы не сообщили ей точных координат.

– Я доставлю вас в окрестности, – сказала она. – Но потребуется определенное везение.

Алекс пытался занять себя изучением абстрактных портретов тысячедвухсотлетней давности; автором одного из них считался Тибольд Марсетти. К несчастью, как объяснял Алекс, никому не удалось этого доказать. Сам он полагал, что обнаружил некое обстоятельство, указывающее на подлинность портрета, и теперь занимался сравнением мазков. Тем не менее его настроение оставалось мрачным.

Когда мы вошли в прыжок, я тут же подумала о заблудившихся кораблях. В окрестностях не наблюдалось никаких следов траектории черной дыры, но я знала, что путешествие сквозь гиперпространство никогда больше не будет казаться мне прежним.

В первый же день Шара села рядом со мной. Мы то и дело бросали друг на друга тревожные взгляды, беспокоясь за Алекса.

– Знаешь, – сказала она, – лучше бы вам туда не соваться.

– Мне тоже так кажется, – тихо ответила я. – Не самые подходящие условия для долгого полета.

Она уставилась на приборную панель.

– Жаль, что ничем не могу помочь.

– Мне тоже жаль. Но с ним ничего не случится.

Легко говорить – ведь фактически Алекс стал виновником гибели людей. Неудивительно, что его мучили тягостные мысли.

Несмотря на тревожное начало, полет проходил намного легче, чем я ожидала. Как только мы оказались вдали от Окраины, к Алексу вернулось прежнее расположение духа. Большей частью мы просто болтали о том о сем, неизменно задаваясь вопросом: почему такие умные существа, как люди, делают столько глупостей? Алекс считал, что врожденный инстинкт вынуждает нас придерживаться собственного мнения, несмотря на факты.