— Это верно.

— Я не могу… себе доверять. А как вы можете доверять мне?.. Знаете, что гораздо приятнее женщины?

Корделия лихорадочно гадала, выдержит ли она без истерики еще один резкий поворот в разговоре. «Сама разрешила ему дать волю чувствам — вот теперь и расхлебывай».

— Продолжайте.

— Убийство. После него чувствуешь себя свободным. Это не должно… не должно быть таким приятным. Лорд Форкосиган так не убивает.

Глаза сержанта были полузакрыты, брови нахмурены, но он уже не казался сплошным комком боли — видимо, воспоминания о Форратьере миновали.

— Наверное, это от того, что вы даете волю ярости, — осторожно сказала Корделия. — Почему в вас ее столько скопилось? Она просто не отходит от вас. Люди ее чувствуют.

Его кулак сжался напротив солнечного сплетения.

— Это давняя история. Но я не всегда такой. Она взрывается неожиданно.

— Сам Ботари боится Ботари, — пробормотала она.

— А вы не боитесь. Даже лорд Форкосиган боится больше.

— Почему-то я чувствую, что вы с ним связаны. А он — мое сердце. Как я могу бояться собственного сердца?

— Миледи… Уговор?

— А?

— Вы будете говорить мне… когда можно убивать. И тогда я буду знать.

— Нет, так нельзя… Послушайте, а если меня не окажется рядом? В такие моменты некогда раздумывать. Вы должны защищать себя — но при этом интуитивно разбираться, действительно ли вам угрожает опасность. — Корделия села еще прямее, удивленно глядя на него. — Поэтому вам так важен мундир, да? Все эти уставы и тому подобное — они дают вам уверенность, что все идет правильно.

— Да. Я дал клятву защищать дом Форкосиганов. Так что все в порядке.

Он кивнул, явно успокоенный. Чем, Господи? Она покачала головой.

— Вы просите меня стать вашей совестью. Выносить за вас суждения. Но вы — нормальный человек. Я видела, как вы сделали правильный, очень трудный выбор в экстремальных обстоятельствах.

Он снова сжал руками голову: