Светлый фон

"Важна любая мелочь! Даже то, как вы входите в комнату!"

Мистер Водоног Третий был бы мной доволен. Даже гордился бы! В помещение я вошел красиво! В лучших традициях "Монстр Инк".

Только задним числом сообразил, что треск, эхом загулявший по залу — это сломавшиеся створки антикварных деревянных (!) дверей, жахнувших по ограничителям. Ну, то есть в эти моменты обычно принято говорить "Упс! Ай дид ит эгейн".

Ее Величество изволила быть не одна.

Наверно, надо было быть повежливее?

— Добрый вечер, вары! — Махнул я рукой.

Некоторые из присутствующих даже слегка поклонились в ответ…

Как ледокол, я попер напролом через тонкий лед чужого Янтаря. К "айсбергу", который вполне был способен пустить ко дну десяток таких "ледоколов", как я.

Стол был огромный и длинный — метров двадцать. "Айсберг" заседал во главе этого стола со скучающим видом. Подперев щеку рукой, "айсберг" сонно моргал осоловелыми глазками.

Скучающий вид и давление Янтаря, свидетельствовавшее о раздражении правительницы Империи, явно друг другу не соответствовали. И находящиеся в зале это прекрасно понимали. И вид имели наполовину виноватый, наполовину испуганный. Как дети, чесслово… Хотя, зная крутой нрав Ее Величества — неудивительно. Я бы на их месте тоже чувствовал себя неуютно.

За столом с обеих сторон сидели мужчины и женщины. Человек пятнадцать. Видимо, шли переговоры или совещание под председательством Кассиопеи.

Ага. Судя по лейблам, прыгнувшим в глаза — члены правительства. Финансы, финансы, энергетика, наука, энергетика, снова финансы…

"Нужны Парижу деньги — се ля ви!

Нужны Парижу деньги — се ля ви!

А рыцари ему нужны тем паче!"

А рыцари ему нужны тем паче!

Один из мужчин что-то говорил, но, разумеется, замолк, как только я ворвался в зал совещаний. Лицо докладчика отобразило все испытанное облегчение в связи с избавлением от приближающейся (это витало в воздухе) головомойки. Видимо, подумал, что Ее Величество сейчас найдет себе другой объект приложения деструктивных наклонностей и плохого настроения. Ну, не могу его винить в таких надеждах. Более того, надежды-то — небеспочвенны.

Кассиопея вскочила и… гостеприимно раскинув руки, кинулась ко мне, обрадовано воскликнув:

— Кейдан, сынок! Как я рада, что ты пришел, мой милый мальчик!

Что? Простите, что? Чуть погромче — я что-то не расслышал… "Милый мальчик"? "Я рада"? "Сынок"?!