И Маан уничтожил его, подняв и опустив свою тяжелую лапу. Это было легко. Сероглазая умерла быстро, наверно даже не ощутив того, что умирает. Ее череп лопнул, как сырое яйцо, оставив свое содержимое на его руке и на полу. Тело еще какое-то время мелко дрожало — должно быть, оно не верило, что управляющее им звено может просто исчезнуть, и искало его, искало приказов. Потом оно затихло.

Маан некоторое время стоял над ним, равнодушно глядя на останки, потом вспомнил про Старика.

Тот был еще жив, его смятые легкие издавали такой громкий свист, что можно было услышать с другого конца Древней Долины. Маан нашел его без труда, тот не успел далеко отползти. За ним тянулся густой след, похожий на выложенную кем-то для торжественного случая красную ковровую дорожку. Но когда Старик увидел Маана, молча наблюдавшего за его судорожными движениями сверху, в его лице и его движениях не было никакой торжественности, только предчувствие смерти и понимание ее неминуемого прихода.

— Не трожь… — проскрипел он, переворачиваясь на спину и обнажая полупустое чрево, внутри которого что-то еще текло, пульсировало и дрожало, — Богом, дьяволом прошу… Мир. Мир! Говорить!

Теперь он был готов к разговору. Он был готов слушать.

— Ты прости, братка… Не знали, не думали. Откуда ж в Гнильце… По глазам не сразу понял… Не держи зла, братка. Мир! Давай же, скажи что… Я же вижу, разум человеческий, не звериный… Скажи мне, братка…

Как это по-человечески — ощущать вседозволенность, считая, что обладаешь силой, и молить о пощаде, утратив эту иллюзию.

Хорошо, что он не человек.

— Мир нет, — сказал он негромко, но по взгляду Старика было видно, что тот услышал и понял, — Теперь нет.

Он прекратил жизнь Старика, так же легко, как расправлялся обычно с раненной крысой. И ничего ощутил, кроме знакомого запаха. Этот запах говорил о том, что все хорошо, опасности больше нет, он в безопасности и может позволить себе расслабиться. Это значило, что он все сделал верно.

Маан оглянулся. Вокруг него снова царила полная тишина, его привычный спутник и покровитель, разгоняемая лишь треском догорающего костерка. Вокруг костра лежали четыре мертвых человека, которым судьба уготовила закончить свой путь именно тут. Маан еще раз всмотрелся в них, удивляясь тому, как еще несколько минут назад мог ощущать с ними какое-то, пусть и отдаленное, сходство.

Никакого сходства не существовало. Теперь он ясно видел это и понимал. Морок рассеялся. И Маан почувствовал себя спокойнее.

Все стало просто и понятно, как и прежде.

Он уже собирался уходить, когда тело просигнализировало ему, что он упустил нечто важное. Глупо оставлять столько мертвой плоти, которую потом просто объедят местные крысы. Не тело — поправил он себя — это и есть я.