Калека был самым проворным из всех, он обладал собственным чутьем, которое, должно быть, предупреждало его об опасности. Увидев страшную смерть Улыбчивого, он не стал медлить, развернулся и бросился в темноту, забыв про фонарь, быстро ударяя по камню своими кривыми костылями, издающими сухой стук. Должно быть, это чутье не раз помогало ему прежде, если позволило сохранить жизнь на протяжении такого времени, провело целым и невредимым через многочисленные опасности подземного мира. Но по сравнению с чутьем Гнильца оно не стоило ровным счетом ничего.

Маан догнал его одним рывком, бросив свое тяжелое тело вперед как камень из пращи. Он врезался в спину безногому, и кости того хрустнули еще до того, как они оба рухнули на землю. Даже полу-раздавленный, обратившийся до пояса во влажную бесформенную тряпку, Калека не утратил воли к жизни — вскинул свои бесполезные костыли, пытаясь ткнуть ему в пасть. Маан ударил сквозь них, превращая дерево и пластик в мелкую невесомую труху. Когда его рука коснулась головы Калеки, лежащей в конце траектории, она тоже обратилась в труху, только горячую, парящую, вязкую. Маан отшвырнул бесполезное более тело, больше оно ему не требовалось.

Сероглазая вжалась спиной в темный угол, Маан услышал ее судорожные вздохи, рвущие грудную клетку, и лишь затем увидел ее своим обычным зрением. Она выглядела так, словно уже была мертва, словно жизнь выскользнула из нее, оставив пустую полупрозрачную оболочку вроде той, в которую обратился обнаруженный им когда-то мертвый Гнилец. Когда Маан приблизился к ней, она сжалась, сморщилась, стала совсем крошечной. Ее серые глаза мыли мертвы и холодны, как не бывает у живого человека.

— Мир, — сказал ей Маан, протягивая руку, — Бояться нет.

Увидев его перепачканную красным и серым руку, Сероглазая вскочила, как подброшенная электрическим разрядом. Он подумал, что женщина попытается убежать, так же безрассудно, как Калека, но она не стала этого делать. Она выхватила откуда-то короткий самодельный нож, блеснувший в темноте крошечной треугольной льдинкой, и бросилась на него, нечеловечески визжа, полосуя лезвием воздух и метя в глаза. От неожиданности Маан замешкался, человеческая его часть опять заставила тело помедлить. Сероглазая ударила его несколько раз в лицо, но не смогла пробить кожу. Она была женщиной и была слишком слаба чтобы причинить ему вред. Маану было даже жаль ее, жаль этого бессмысленного и безумного порыва, но другая часть его разума, та, что была несоизмеримо расчетливее и приспособленнее к окружающему миру, понимала — нельзя оставлять в живых слабого противника, его надо уничтожать, пока он слаб и беспомощен, а не ждать, когда он сможет причинить урон.