«Он не амбициозен, — подумал Маан, наблюдая за тем, как исказилось лицо Геалаха, — Он просто фанатик. Странно, сколько лет я не замечал этого. И понял слишком поздно. Такие и бывают фанатиками — выглядящие отстраненными, но на самом деле скрывающие в себе адский огонь. Но, кажется, мы слишком увлеклись разговором. Сейчас у кого-нибудь из нас не выдержат нервы».

Но он не догадывался, у кого именно.

— Что с ним разговаривать! — рявкнул Хольд, взмахнув револьвером, его единственный глаз сверкал, — Пусть сдохнет наконец!

Маан успел пригнуть голову. Кое на что его тело, оказывается, еще было способно. Пуля пронеслась где-то совсем рядом, едва не царапнув подбородок. Сила ее была достаточна чтобы, угодив в голову, сорвать ее с места и отшвырнуть прочь. Но Хольд не собирался ограничиваться одним выстрелом.

Гдрам! Гдрам! — его револьвер раз за разом изрыгал из себя слепящий цветок огня, раскраивая окружающую темноту неровными острыми кусками, — Танн!

Маана спасло только то, что он не стал приближаться к фонарю. Выстрелы Хольда, стрелявшего в темноту, слепили его самого, заставив руку немного сместиться и незначительно сбив прицел. Осколки камня оцарапали кожу, но не более того.

Последний выстрел прозвучал тише, чем предыдущие, скорее как громкий хлопок на фоне дьявольского грохота. Но он был последним звуком, содрогнувшим темноту — после него вернулась тишина. Тишина первой облюбовала этот подземный уголок, и поселилась здесь давным-давно. Люди с их криками и выстрелами были лишь гостями здесь, в краю полного абсолютного безмолвия. Она всегда возвращалась.

Потом Хольд перестал стрелять. Возможно, закончились патроны в барабане. А может, произошло что-то еще. Здоровая половина его лица, только что искаженная ненавистью, сморщенная настолько, что тоже казалась иссеченной шрамами, теперь выражала лишь безграничное удивление. Уцелевший глаз широко раскрылся, точно пытаясь вобрать в себя все окружающее. Губы поползли в стороны, открыв рот в безмолвном вопросе. Хольд выглядел растерянным — впервые за все время, что Маан его знал. Но растерянность эта быстро прошла, сменившись нахлынувшей бледностью, черты лица вдруг сгладились, как у спящего, и только мертвая глазница продолжала пристально глядеть в темноту. Чуть ниже и правее подбородка на шее Хольд появилось отверстие, которого прежде не было. Совсем небольшое, с монету размером, оно едва заметно блестело, скрывая в себе что-то влажное и сочащееся алым.

Хольд сделал два неверных шага на негнущихся ногах, потом его колени подломились. Он рухнул лицом в пол, подняв целое облако мелкой пыли. Звук был такой, точно уронили тяжеленный, набитый чем-то плотным, сверток.