Ну а потом будет Новый год, и ещё живая мама положит тебе под ёлочку негнущиеся овечьи носки с деревенского субботнего рынка, в которых ты через чёрт знает сколько времени обнаружишь сложенную, как застенчивая записка, скромную купюру, за которую не успел поблагодарить. А в полом пластмассовом Дед Морозе из твоего младенчества будут от неё самые простые х/б трусики, которые ты, как и её рубашки, будешь носить, как миленькая, пока они не превратятся в прозрачные от ветхости обноски. Ну а потом и весна!

И Пасха.

А там и первый лопух пробьётся…

А потом пойдут внуки, и можно будет, если возраст дожития позволит, наблюдать, как наполняется по-новому старыми смыслами уже их бытие: их первые вёсны, первые ёлки, первая Пасха.

И повторится всё как встарь.

И не станем, милый ты мой человек, забывать все эти наши дымы отечества: осенние, и сухие, и мокрые от дождей листья жгут, и перезимовавшие, волглые, чёрные, как обманутые надежды, жгут весной.

И одиноким градом Китежем стоят в клубах этих дымов дома, деревья, люди.

Глава 41

Глава 41

МАРИН<>ДАДА (переписка в мессенджере)

> Чтобы быть уверенным в себе, сначала «себя» надо как-то найти, обнаружить, что даёт мне ощущение самотождественности? Вот тебе – что?

> Давно хотел тебя спросить. Почему ты презираешь марксистов?

> Маркс – банкрот.