Я расстегнула пуговки на платье, от горла до пояска, и оно соскользнуло на сброшенные туфли.

– Попрощаемся, иди. Тебе пора.

Я быстро посмотрела за его спину – нашего судна отсюда видно не было, выхватила из сумки серое платье с завёрнутыми в нём босоножками и быстрым шагом прошла в железную кабинку для переодевания. И там без сил опустилась на деревянную решётку на камнях. Меня колотило, я страшно плакала, стараясь не издать ни звука. Даже одеться сначала не могла, так и давилась рыданиями в одних трусиках и лифчике.

Когда я вышла, ни отца, ни двух спортсменов на берегу не было. Только резиновая шапочка одинокого купальщика далеко в море и кучка тряпья утонувшей советской девочки лежала на пустом пляже.

Я знала, что завтрак в девять, и раньше десяти группа на вокзале не окажется. А кое-кто, «безутешный», останется ждать полицию, представителей советского консульства и отправится на родину, давать объяснения и там. Поэтому я перешла дорогу и побежала по новенькому, едва отстроенному городу к старому вокзалу по указателям, купила на предусмотрительно оставленные и поменянные на франки деньги билет в Париж, на отправлявшийся с минуты на минуту поезд. Вуаля.

– Вот это да! – выдохнула Марин. – Боже мой! У вас получилось!

– Да.

– А письмо правда было?

– Да, правда. Мне его принёс неизвестно кто, сразу после смерти брата – сунули в карман моего пальтишка в школьной раздевалке. Брат всё мне там объяснял, и про маму, и про себя, и про письмо. И что принесёт его друг, незаметно, никто больше знать о нём не будет. И что я должна его хранить, как кощееву иглу. Наверное, поэтому я его спрятала на чердаке, среди птичьих гнёзд, да так, что сама потом искала полдня в голубиных какашках.

– А кому вы доверили его сохранить? Неужели Лизончику?

Тетя Аня подняла на неё лицо:

– Ей-богу, милая, ты как иностранка. Помню, меня один француз спросил, прочитав первые главы «Архипелага»: а почему незаконно арестованные не обращались к адвокатам?

Марин терпеливо промолчала.

– Никому, письмо было у меня с собой. Как я могла оставить его Лизончику! Они бы просто убили её, столкнули бы с того самого моста, и всё. И не было бы ни её, ни Дато, никаких детей, внуков и правнуков!.. Что ты, боже сохрани! А письмо использовали бы для собственных игр как компрометирующее обстоятельство из славной биографии выдающегося работника органов. Нет.

Она помолчала и застенчиво разъяснила:

– Я унесла его на себе, понимаешь? Ну…

– Между ног?

– Да. Месячных у меня не было, но я накрутила всего на свете, и вату, и чистую белую тряпочку, и пекарскую бумагу вдобавок! Ха-ха! Боже, боже, я так боялась… Мало ли: вдруг бы он догадался, специалист по полным досмотрам… И в этом пироге спрятала.