Мадам Виго заплакала.

– Я подумал, что Карусель не сочтёт наше с тобой решение правильным. Понимаешь?..

Она горестно кивала.

– Для верности я ещё вспомнил и свою дорогую Паулин, и наших детей, утешение, которое я обрёл в своей семье, когда понял, что моя утрата – ты! – не найдётся…

– Они у тебя просто прекрасные! – твёрдо сказала мадам Виго.

– Ну вот. И тогда я точно уверился, что Карусель нас с тобой никуда не отправит. Потому что это будет неправильно. Мы прожили жизни порознь. Почему-то, моя дорогая, нам не было дано счастья прожить её вместе… Не знаю почему. Мы можем только гадать. Возможно, чтобы родились мои доченьки и внуки. Возможно, для того, чтобы ты узнала любовь именно с таким человеком, как твой Антуан.

Мадам Виго вытерла слёзы и улыбнулась.

– Антуан был предназначен именно для моей любви, это правда, – сказала она.

– Ну вот, – Маню накрыл ладонями её сцепленные на коленях руки. – И – возможно! – судьба свела нас тогда, в юности, чтобы я сегодня мог помочь тебе встретиться с ним вновь… Что скажешь, милая?..

Лицо мадам Виго озарилось: смятение, радость, глубокое сомнение – одновременно многие, и все – сложные, чувства отразились на нём, скользили по нему, как лучи света.

– Боже мой, – проговорила она. – Ты хочешь сказать, что я смогу уговорить его раньше обратиться к врачам, как только начались странные головные боли и необъяснимая хромота?

Слоновьи глазки приблизились к ней близко-близко:

– Нет, – тихо-тихо сказал он. – Я говорю тебе, что ты можешь оказаться с любимым там и тогда, когда вы были наиболее счастливы, и прожить остаток жизни, даже не приближаясь больше к той точке невозврата: одни и те же трагедии второй раз не повторяются.

Анн расплакалась, закрыв лицо ладонями. Она кивала всё быстрее и быстрее.

– Да. Да, трагедии и наша слабость в них совершенно искажают всё, что осталось за скобками беды. Так и я: помешалась на своей трагедии и даже мечтать шире неё не могла. Спасибо тебе.

Старики обнялись. Объятие маленькой мадам Виго едва доставало до середины пуза Маню, зато он почти полностью удерживал всю её фигурку, как будто вместо руки у него была коряга, на которой можно сидеть, свесив ножки. Сердечное тепло этого человека даже издалека, на расстоянии целой жизни, поддерживало её, и сейчас, чувствуя его совсем рядом, мадам Виго вздрогнула: будет ли она помнить Маню, когда Карусель вернёт её к Антуану? Или возвращение обернёт всё так, будто она никогда его и не встречала? Вот этого, родного, грузного деда, с лицом, иссечённым морщинами словно стена, на которой, неверно считая дни и годы, карябал отчаянные линии и чёрточки пожизненный заключённый. Но этого не может быть: я ведь и Антуана нашла только потому, что искала – тебя! Если бы не ты, ещё неизвестно, что сталось бы со мною… Юный Маню из летних солнечных пятен её воспоминаний застенчиво поёжился от такого серьёзного признания, и взрослая мадам Виго одёрнула себя: да, это недопустимо – возлагать ответственность за всю жизнь на один счастливый случай. Ещё раз взглянув на друга, запоминая его в таинственной одновременности 20 и 70 с лишним лет, она прижалась к нему щекой и прошептала про себя: прощай, мой самый юный старик из всех.