– Что?
– Пристегнитесь.
Помню, что я вздохнула и, кажется, еще раз покачала головой.
Мы падали в темноте, все еще находясь во внутреннем поле корабля. Когда мы перестали крутиться, фары «вольво» высветили боковину «Своевольного», которая казалась серо-белой в этой темноте. Вообще-то, вид у корабля был довольно внушительный и почему-то успокаивающий.
Корабль выключил огни, когда мы вышли из внешнего поля. Я неожиданно оказалась в открытом космосе, передо мной распростерлась бездонная черная пропасть, а планета внизу была похожа на каплю воды, в которой светились точки огней Центральной и Южной Америки. Я смогла различить Сан-Хосе, Панаму, Боготу и Кито. Я оглянулась, но, даже зная, что корабль там, не могла отличить проецируемых им звезд от реальных.
Я это всегда делала и всегда ощущала укол сожаления, даже страха, зная, что покидаю нашу безопасную гавань… Но скоро я успокоилась и стала наслаждаться спуском через атмосферу в своем автомобиле. Корабль снова включил музыку, и заиграла «Серенада» группы Стива Миллера[10]. И попробуйте угадать, что случилось где-то над Атлантикой, наверное, у берегов Португалии, под строчку «Встает солнце и освещает все вокруг»?
Все, что я могу предложить вам, это снова посмотреть на какую-нибудь фотографию этой планеты – полутьма с мириадами разбросанных повсюду огней и рассветными лучами; больше мне добавить нечего. Мы падали быстро.
Машина приземлилась посреди старого угольного карьера на мрачноватом севере Франции неподалеку от Бетюна. К этому времени уже совсем рассвело. Поле вокруг машины схлопнулось, и под ней появились две маленькие платформы, отливавшие серебристой белизной в свете туманного утра. Они исчезли, тоже издав хлопок, когда корабль переместил их.
Я поехала в Париж. В Кенсингтоне у меня была машина поменьше – «фольксваген-гольф», и после нее я чувствовала себя в «вольво» как в танке. Корабль разговаривал со мной через терминал у меня в брошке – сообщал, каким маршрутом ехать в Париж, а потом провел меня по улицам к дому Линтера. Но все равно опыт оказался довольно болезненным, потому что весь город, казалось, участвует в каких-то гонках, а потому, добравшись наконец до дворика на бульваре Сен-Жермен, где у Линтера была квартира, и не застав его дома, я пришла в раздражение.
– Где он, черт его подери? – вопрошала я, стоя на площадке перед квартирой, уперев руки в бока и глядя на запертую дверь. День было солнечный, обещавший жару.
– Не знаю, – ответил корабль через брошку.
–