— Вот и папа твой написал, что нельзя, — Ирочка погрустнела. — И вообще он считает, что любые, как он выразился, «фокусы с гравипотенциалом» в окрестностях трактора…

— Аттрактора, — терпеливо поправил Волков.

— Какая разница, как он называется?! Главное, что это может закончиться катастрофой.

— Вот именно. Владимир Борисович слов на ветер не бросает, — буркнул Александр.

— Ты опять, Сашечка, его по имени-отчеству? Это же твой отец, ты что — не понял?

— Нет, — мрачно прозвучало в ответ.

«Ага. Что-то Саша мой к Лаэрту нехорошо стал относиться, когда узнал. С этим что-то надо делать».

— Какой он вообще — ваш президент? — спросила умненькая Ирочка у насупившегося мужа. Тот поднялся из кресла, держа её на руках, потом, к великому сожалению, усадил жену на капитанское место и стал бродить вокруг пульта неторопливо, трогая спинки кресел и рассказывая на ходу:

— Твердокаменный. Идёт напролом и никого вокруг не замечает. Всегда был таким, даже когда ходил на своих двоих. Но я плохо помню — был тогда маленьким. Его и Лосева в то время называли бесноватыми планетологами именно за то, что не считались ни с чем и пёрли напролом. Дядя Володя был герой — это я помню. Прекрасно помню, как его провожали к Ио, — мне тогда было четыре года. Он был огромный, как башня. Я смотрел на него снизу вверх, задрав голову. А потом сверху спустились две огромные руки, подхватили меня и вознесли на невероятную, недосягаемую для прочих высоту — я стал на голову выше всех в толпе провожающих. Вознесли и усадили на плечо. Прекрасно это помню. Сидеть было неудобно — я боялся свалиться, — но могучая тёплая рука придерживала, а главное — прямо у меня под пальцами оказалась круглая синяя эмблема Сектора Планетологии. Я до того счастлив был, что больше ничего не запомнил. Домой вернулся надутый гордостью до полной шарообразности, а дома… Это я тоже помню хорошо, потому что видел впервые в жизни. Плакала мама. Я не мог понять: почему? Ведь такая радость! Все видели, как дядя Володя усадил меня на плечо, я даже по трапу с ним поднялся до самого люка. Теперь-то понятно, почему она плакала. Понятно, почему потом, через год, когда с Ио вернулось то, что осталось от бесноватого планетолога…

— Саша! — попробовала остановить мужа Ирочка, но он только отмахнулся. Бродить вокруг пульта не перестал, говорил горячо:

— А что? Мне было всего пять лет. Только-только исполнилось. Я не понимал, почему мать перестала обращать на меня внимание. Почему возится с каким-то калекой. Да-да, Иришка, героем дядя Володя больше не выглядел, особенно первое время, пока дядя Ваня Коротков на пару с Балтазаровым не собрали его по кусочкам и не дополнили недостающее механизмами. Это потом уже Лосев сделал гравитационное кресло, а в первое время… Знаешь, Иришка, Ио прилично погрызла бесноватого планетолога, огрызок, который она выплюнула…