В его мыслях ослепительной вспышкой возникла Барбара Пелл, и, как только он вспомнил ее, мысли этой женщины — буйные и горячие, полные злорадного отвратительного торжества, коснулись его сознания; тем не менее по непонятной причине что-то как будто заставило его принять ее сообщение.

Он мертв, Буркхальтер, он мертв! Я убила Фреда Селфриджа!

В речи употребляется слово «убить», однако в мозгу параноида звучит не слово и не мысль, а скорее омерзительное ощущение торжества, залитое кровью, пронзительное чувство, от которого здравому разуму хочется убраться подальше.

Идиотка! — мысленно крикнул ей Буркхальтер через разделяющие их улицы; его мозг как будто охватило ее буйным огнем, и он не мог держать себя в руках. — Ты, сумасшедшая идиотка, это ты все начала?

Он собирался идти тебя убивать. Он был опасен. Его болтовня так и так привела бы к погрому: люди начали думать…

Это должно быть остановлено!

Будет! — Ее мысль прозвучала с ужасающей уверенностью. — У нас есть план.

Что произошло?

Кто-то видел, как я убила Селфриджа. Его брат, Ральф, запустил механизм — старый закон Линча. Послушай. — У нее явно голова шла кругом от торжества.

Тут он услышал пронзительные вопли толпы, пока еще далекие, но становящиеся все громче. Мысли Барбары Пелл словно подливали масла в огонь. Он уловил ее ужас, но ужас извращенный, жаждущий того, чего человек боится. Одинаковая кровожадная ярость была в криках толпы и в красном пламени сумасшедшего разума Барбары Пелл. Они приближались к ней, все ближе, ближе…

На минуту Буркхальтер стал этой женщиной, бегущей по тускло освещенной улице, спотыкаясь, поднимаясь, мчась дальше; ее с воплями преследовала толпа линчевателей.

Какой-то человек — лыска — выскочил на дорогу перед толпой, сорвал свой парик и начал им размахивать. Ральф Селфридж, по лицу которого градом катился пот, заорал что-то с непередаваемой яростью и повернул всю свору в погоню за этой новой добычей. Женщина скрылась в темноте.