Какое-то время он неслышно двигался в темноте, расстроенный и потрясенный контактом с параноидным мозгом не меньше, чем всем случившимся и тем, что еще могло произойти.

Он подумал о Жанне д’Арк. У нее, конечно, тоже была эта способность воспламенять умы. Она тоже слышала — «голоса»? Может быть, она была, не осознавая этого, телепатом, родившимся задолго до своего времени? Но если она и пользовалась своими способностями, то, во всяком случае, ими управлял здоровый рассудок. А у Барбары Пелл…

Как только ее образ возник в его сознании, ее мысль снова коснулась его мозга, настойчивая, отталкивающе холодная и сдержанная, идущая откуда-то из самой гущи развязанной ею резни. Очевидно, произошло что-то, расстроившее их планы, ибо…

Буркхальтер, — позвала она беззвучно. — Буркхальтер, послушай. Нам нужно договориться с вами. Мы не собирались, но… Где Немой, Хобсон?

Не знаю.

Тайник с оружием перенесен в другое место. Мы не можем найти бомбы. Перевозка по воздуху нового груза бомб из ближайшего города займет несколько часов. Они уже в пути. Но каждая потерянная секунда увеличивает опасность раскрытия. Найди Хобсона. Его мозг — единственный в Секвойе, который мы не можем прощупать. Мы знаем, что никто другой бомбы не прятал. Убеди Хобсона сообщить нам, где они. Заставь его понять, Буркхальтер. Это касается не только нас. Если о случившемся станет известно, любой телепат на земле будет в опасности. Опухоль нужно вырезать, чтобы болезнь не распространилась.

Буркхалътер почувствовал приближение потока кровожадных мыслей. Он свернул к неосвещенному дому, спрятался за кустом и переждал, пока мимо прокатилась толпа людей с горящими факелами. Его охватили слабость и безнадежность. То, что он прочитал на лицах людей, было ужасно. Неужели эта ненависть, эта злоба на протяжении поколений таились в глубине — эта безумная жестокость толпы, которой, чтобы выплеснуться наружу, оказалось достаточно столь незначительного повода?