Оторвав голову от пола и, утерев со щек слезы, я взглянул на лежащего ничком и не шевелившегося мекта. Отойдя от меня, Эйтн пробовала перевернуть его на спину. Я вдруг ощутил доселе практически неведомое чувство вины за содеянное. Если Изма умрет здесь и сейчас, это будет преследовать меня до конца дней.

— Изма! — тормошила его Эйтн. — Изма, приди в себя! Ну же! — Потом быстро оглянулась: — Он холодеет! Что ты с ним сделал? Что там такого увидел?

— Убийцу, — безжизненным голосом отозвался я, подползая к ним на коленках.

Бесцеремонно оттеснив ее в сторону, я заставил мекта перевернуться на спину, после чего попробовал нащупать у него пульс. Тот был слабый, но ровный. Это заставило меня облегченно выдохнуть, а потом снова и резко вклиниться в разум Измы и силой своей воли вырвать его из забытья. Он изогнулся всем телом, будто из него вытягивали душу, и с тихим стоном, наконец, распахнул глаза.

— Поднимайся, — сказал я.

Выпучив глаза, Изма узнал меня и часто-часто задышал. Скорчив непонятную гримасу, он попытался быстро отползти в угол, после чего его обильно стошнило на пол.

Не рискуя приближаться к нему, чтобы не доводить до сердечного припадка, я спросил:

— Как ты уцелел?

— Я н-не знаю, — с трудом выговорил он в слезах, давясь собственной рвотой. — Я, правда, не зна…

Я распахнул дверь, чтобы впустить немного свежего воздуха. Собственные слезы уже успели высохнуть. Дыхание пришло в норму. Только тугой узел, скрутивший все моё нутро, никак не желал ослабевать, хотя так, наверное, и должно было быть. Застаревшая боль, загнанная глубоко и заново растревоженная не могла так легко отпустить.

Не перестававшая удивлять, Эйтн оставалась рядом с мектом, пытаясь как-то его поддержать. Но смотрела она на меня, и, хоть убейте, не понимаю, почему мне показалось в ее взгляде сочувствие.

— Что ты увидел?

Я молчал. Но вовсе не потому, что не хотел говорить. Просто не знал, какими словами объяснить то, что только что навсегда перевернуло мою жизнь. Наконец, я сказал:

— Я постоянно слышу, как кто-то называет лейров чудовищами. И ты, в том числе. Но вы представить себе не можете, на что бывают способны некоторые из нас. Твой дядя — великолепный притворщик. Мне даже думать противно о том, как легко ему удавалось управлять всеми нами, и с какой простотой мы покупались на его слова. Я раньше считал его идеалом. Могущественный, умный, красивый и свободный. Он был для меня воплощением мечты, которая на самом деле оказалась далека от реальности. Но так, наверное, бывает постоянно?.. Это просто я такой наивный идиот. — От обиды предательски защипало глаза. Я отвернулся и подошел к окну. Меня трясло как в лихорадке.