– У меня таких мыслей и в помине не было.

Но слова эти прозвучали неубедительно, Савич был как школьник, отрицающий перед мамой очевидное прегрешение.

Ванда криво усмехнулась. Полные розовые губки сложились в презрительную гримасу.

– А я уж решила… я уж думала, что ты меня увидел и понял.

– Понял?

– Понял, что тебе от меня никуда не деться. Тогда я тебя почти не знала – девчонкой была. А сейчас я тебя как облупленного знаю. Не решишься ты ни на что. Даже если она красивее, чем раньше, стала.

– А чего я испугаюсь?

– Всего. Общественности. Моих когтей. Ответственности – всего испугаешься, мой зайчик.

– Ванда, ты забываешься, – Савич тоже поднялся – ему неудобно было спорить сидя. – Ты позволяешь себе инсинуации. Мы с тобой скоро сорок лет женаты, и я ни разу не давал тебе повода…

– Помолчи. Это я не давала тебе дать повод. И контроль над тобой стоил мне нервов и усилий. Каждую девочку в аптеке под контролем держала!

– Я и не подозревал, что ты так низко пала.

– Почему же низко? Я семью берегла. Я ведь тоже могла бы другого найти, получше тебя. Но я – человек твердый. Нашла – держу. Мужья, мой милый, на дороге не валяются. Их надо хранить и беречь. Даже таких паршивеньких, как ты…

– Ванда!

Слова жены были обидны. Но Савич со всем своим многолетним опытом общения с Вандой вдруг понял, что дальнейшая перепалка не в его пользу. Он может услышать о себе совсем неприятные слова – а кому это хочется слышать?

– В сущности, мы ничего с тобой не знаем, – сказал он. – Возможно, средство подействовало только на нас. А остальные остались…

– Вряд ли, – сказала Ванда, но такая версия ей понравилась.

Она тут же направилась к шкафу одеваться.

– Это было бы смешно, – сказала Ванда, доставая платье.

– Да, это было бы смешно, – невесело повторил Савич, глядя, как жена надевает платье.

Платье было безнадежно, невероятно велико. Но Ванда не сразу заметила это, а, подойдя к трюмо, стала примерять рыжий парик, который обычно носила, чтобы прикрыть поредевшие и поседевшие волосы. Парик никак не влезал на пышные молодые волосы, и Савич спросил: