– Знаю. Она хотела выручить своего брата, но опоздала.

Андрей не хотел говорить Жану, что видел Белогурочку в кибитке Октина Хаша. Как будто говорить об этом было стыдно.

– Конечно, – сказал Жан. – Ее схватили раньше, чем она до него добралась. Октин Хаш знал, что она придет.

Андрей кивнул – разумеется, ведь воины искали их у пещеры.

– И он сделал просто. – Жан рассказывал обыкновенно, с сочувствием к Белогурочке, но не более. – Он загнал в кибитку, где сидел и я, рабынь из ее стаи. Он знал, что она будет их искать. А за кибиткой спрятал воинов. Так просто… Она только вошла – ее и схватили.

– Постой! – Андрей остановился. – Но я видел ее в кибитке Октина Хаша! Ночью. Она была свободна. Она с ним разговаривала.

– Она же дочь вождя, – сказал Жан.

И Андрей вдруг уловил в его голосе интонацию Белогурочки, как будто сейчас Жан скажет: «Какой ты глупый! Это же само собой разумеется!» Ничего для Андрея не разумелось.

– А что будет?

– Он возьмет ее себе в жены.

Андрей хотел возразить. Но не было правильных слов. И пока он их искал, на том берегу озера раздался тонкий крик. Андрей взглянул туда. В тростниках стояла женщина, которая показывала в их сторону и что-то кричала.

– Что случилось? – Андрей остановился.

– Она кричит, что видит ведьм, – сказал Жан.

– Ну конечно же!

Они оба были облачены в черные тоги, снятые с роботов. Андрей опустил на глаза капюшон.

– Может, попробуем подняться здесь? – Жан показал на крутой склон, который начинался за кибитками ведьм.

– Нет, – сказал Андрей. – Мы пойдем с тобой к Октину Хашу.

* * *

В кибитке Октина Хаша горел свет. Он пробивался теплыми в рассветной синеве лучами сквозь швы шкур, которыми она была покрыта. Часовой сладко спал, свернувшись калачиком у входа.

Андрей заглянул в щель. Внутри кибитки было два человека. Октин Хаш сидел на шкурах, скрестив ноги, держа в руке чашу и отхлебывая из нее. Толстый колдун развалился на полу вялой грудой жира, казалось, что он тает, растекается. Между ними на железном треножнике горел факел. Андрей боялся увидеть Октина Хаша с Белогурочкой. Вдвоем. Он не хотел в этом сознаться даже самому себе.