— Твоя доля в этом проекте не такая большая, — тихо проговорила, смотря на стол перед собой, Каролина.

— Что?.. Что это был за звук?! Ветер какой-то или… или показалось… голос какой-то? Будто какая-то безмозглая сука, башка которой сейчас разлетится тут на куски дерьма, — при этих словах Хью резко направил пистолет в лицо Каролине и взвел курок, — сидит тут и изрыгает из своего орального отверстия что-то похожее на бред какого-то обожравшегося дешевой наркоты дебила!

— Хью… Хью! Успокойся, прошу тебя, она… хотела не обидеть тебя, — Виктор говорил быстро и с запинками, — вернее, не хотела обидеть тебя! Опусти! Опусти пистолет! Прошу тебя, опусти!.. Ведь дрогнет рука и… и… так и до горя не далеко…

— А-а-а, сука! Обосралась, да?! Страшно? Страшно тебе, твою мать?! — процедил он сквозь зубы, замечая, как из глаз Каролины потекли слезы. Но она молчала, она даже не двигалась, лицо ее было таким же как прежде, но слезы, катившие из глаз, выдавали всю тяжесть ее внутреннего состояния.

— Она… сказала не подумав. Она ошиблась и… и, наверное, уже поняла свою ошибку… Всем известно, что ты и «Солариус» внесли большой вклад в осуществление этой миссии, этого полета…

— Ты поняла, свою ошибку?! — процедил сквозь зубы Хью. Пистолет целил ей меж бровей. С такого расстояния промахнуться было невозможно. Все это понимали — он, она, Виктор. Но она молчала. Ни слова, ни движения. Лишь губа, прикушенная зубами нижняя губа, да слезы, которые текли из глаз, выдавали в ней по-прежнему существо, в котором все еще билось сердце. — Осознала или нет, я спрашиваю?! — Хью приблизился ближе. Он пополз вперед по столу и его тело со сморщенными старческими руками, нависло над Каролиной. Он ждал от нее ответа, ждал признания своих ошибок, ждал, что она упадет ему в ноги, будет просить его прощения, будет умолять его, упрашивать. Ведь жизнь, ее жалкая никчемная жизнь, теперь полностью была в его руках.

— Ты… — начала она, но голос ее осекся. Слезы сильнее хлынули из глаз. Она вытерла их рукой.

— Я… — проговорил почти шепотом ей в самое ухо Хью.

— Ты не Бог! Ты… животное… тупое, дикое и бесчеловечное животное. И я… я презираю тебя всей своей душой!

Несколько секунд Хью не двигался. Лицо его, прежде смотревшее со злобой на это запуганное, заплаканное существо, вдруг выразило удивление. На мгновение, на самую долю секунды, ему показалось, что он ослышался. Что это загнанное в угол, и, возможно, уже даже обгадившееся от страха существо, не могло произнести такого. Произнести кому? Ему?! Он ослышался, наверняка это была слуховая галлюцинация. Галлюцинации никогда не были слабой стороной его характера, но учитывая всю тяжесть ситуации, могло быть что угодно!