— И… надрал? — спросил тихо Виктор.

Хью горько усмехнулся.

— Да нет… не надрал! Про завещание не забыл, говорю, для любимого сына ничего не жалко. А его дети, а внуки?.. Они, наверное, вообще про прадеда не вспоминали. Был мол, какой-то старый хрен, который сел на ракету и улетел черт знает куда. «Зачем?» — спросят их. «А хер его знает, — ответят, — в жопе сверлило!» — Хью покачал головой, усмехнулся, и снова сделал несколько глотков. Лицо его начинало медленно розоветь. — На Земле я оставил все! Там, я был Богом, точно вам говорю… Я был тем счастливцем, которых было не больше десятка на миллиард, а может и того меньше. Моему состоянию могли позавидовать даже бюджеты целых государств. В одном моем доме было столько прислуги, что я даже не пытался запоминать их имена. Зачем их запоминать? Нахер они кому нужны?! Их было много, а я был один. Я был их господином, они были моими рабами, стелившимися под ноги. И ведь стелились! Потому что им, как и всем, нужны были деньги, а за свой комфорт я готов был платить нормально. Мда… то была другая жизнь, счастливая жизнь. Всё, что там я хотел, я получал. Всё! Без исключения! Здоровье?! Говорят, здоровье не купишь!.. — Хью медленно покачал головой. — Здоровье не купишь только если тебе не на что его покупать, если ты живешь в какой-то берлоге с плесенью вокруг. У меня было здоровье и, поверь мне, — Хью обращался теперь преимущественно к Каролине, как к человеку, знакомому с медициной, — это здоровье мне досталось не бесплатно! Я тратил сотни тысяч в год на врачей! На лучших врачей! В моем штате был собственный медик, который занимался только мной, и это плюсом к диетологу, тренеру и прочим… мудакам, которые я даже не знаю, чем занимались… Мое здоровье до того, как я залез в этот чертов корабль, — Хью громко и сипло отхаркнулся и выплюнул большую с кровью слюну на пол рядом, — оно было как у подростка, который еще не умели ни курить, ни дрочить. Который еще даже пробок от шампанского у родителей не облизывал! Семнадцать раз! Семнадцать раз я мог подтянуться на турнике. Каждый день я бегал три километра. Раз в два дня плавал в бассейне по сорок минут. А сейчас, — Хью нервно стянул с себя куртку, обнажая свои бледные руки, вылезавшие из-под синей с эмблемой «Ориона» футболки. Помещение быстро наполнилось резким запахом пота и прочих несвежестей человеческого тела. — Вот! — он ткнул себя в трицепс правой руки, в сморщенную, постаревшую кожу, которая свисала вниз. Казалось, дунь ветер, и она зашевелится, издавая дряблый хлюпающий звук и наполняя помещение еще большей вонью. — Сейчас я не подтянусь и одного раза! Одного, твою мать!!! Я пробовал! Висел вон на этой планке как… как хер девяностолетнего старика. Чуть в штаны себе на насрал. Тужился, крутился, кряхтел… пердел и… и ничего. Ни одного, мать его, раза! Я убил себя, убил все, что у меня было этим чертовым полетом! — лицо Хью раскраснелось уже настолько, что начинало сливаться с темноватыми фоном позади. — Его руки дрожали, видно было, что в нем росло какое-то внутренне напряжение, которое до этого он умел в себе подавить, но сегодня не мог, или не хотел. Он то хватал, то снова клал на стол пистолет, лязгая металлом по металлу.