– Нет, – сказал Корбин. Вытерев с кончика лабораторной лопаточки зеленую слизь, он отложил ее в сторону. – Переключай его сюда.

– Хорошо, Корбин. Надеюсь, все будет как надо.

Корбин рассеянно кивнул. Вокс отключился. Вздохнув, Корбин вернулся за стол и жестом руки включил пиксельный проектор. Ожившие пиксели зашевелились. В нижней части экрана появился мигающий красный прямоугольник, указывающий на входящий сиб-вызов. Дав ему мигнуть пять раз, Корбин махнул рукой, отвечая на вызов.

Появилось изображение отца. Корбин не говорил с ним больше четырех стандартов. Отец постарел. И стал более грузным, что было удивительно. Отец всегда настаивал на том, чтобы Корбин придерживался здорового питания. Теперь Корбин отчетливо увидел все – знакомые линии, углы и изгибы отцовского лица. Черты были выражены сильнее, они стали с возрастом более резкими, но это было то же самое лицо, что и у него самого. Это было больше чем фамильное сходство. Когда-нибудь в точности такое же лицо будет и у самого Корбина.

– Тебя били, – наконец заговорил отец.

Корбин откинулся на спинку кресла, чтобы отец получше рассмотрел заживающие ссадины у него на лице. Именно поэтому он позволил доктору Шефу лечить только одни кости. Корбин ждал этого момента, жаждал показать своему отцу то, что натворило его высокомерие.

– Привет, Маркус! Да, ты прав, я вышел из тюрьмы со сломанным носом и тремя треснутыми ребрами. Одно едва не проткнуло мне легкое.

– Я сожалею, Артис. Очень сожалею.

– Ты сожалеешь, – сказал Корбин. – Меня вырвали из дома, избили до полусмерти и швырнули в какую-то квелинскую дыру, и все только для того, чтобы сказать, что вся моя жизнь – это ложь, а ты сожалеешь. Что ж, спасибо, но этого как-то маловато.

– Понимаешь, именно поэтому я тебе и позвонил, – вздохнул Маркус. – Я рассудил, что у тебя есть кое-какие вопросы. Если ты постараешься перестать на несколько минут ненавидеть меня, я с радостью на них отвечу. Звонить отсюда часто мне не позволят. Доступ к ансиблю – это большая редкость.

Корбин молча смотрел на лицо из пикселей. Его отец выглядел полностью поверженным, совершенно уставшим. Корбин поймал себя на том, что потрясен этим, и это лишь еще сильнее распалило его гнев.

– Я только хочу знать, – сказал он, – откуда я на самом деле.

Кивнув, Маркус уставился на свои колени.

– Помнишь, ты все время спрашивал у меня о своей матери?

– Конечно. А ты неизменно отвечал, что она погибла при катастрофе челнока. Ты упрямо не желал говорить о ней. Что совершенно понятно, поскольку ее и в помине не было.