— Ядя Сей.

Храпнев не знал, как ему реагировать. Когда пятилетнее, шестилетнее, бог-знает-сколько-летнее существо приблизилось к нему с полными слез глазами, он просто распахнул руки, и Лисс ткнулась в него.

Как игрушка, у которой кончился завод.

— Ядя Сей.

— Прости.

Храпнев приподнял и посадил ее на колено, осторожно притянул к себе голову, коснулся губами коротких рыжих волос.

— Прости, пожалуйста. Я сорвался.

— Нова добрый? — спросила Лисс, накрыв теплой ладошкой его щеку.

— Да.

— Незя так — ллой.

— Я знаю, — сказал Храпнев.

Лисс совсем не дышала, но он подумал, что этому можно научить. Это просто. Это надо дышать рядом. Впереди скрипнули камешки, и Храпнев поднял глаза.

— Ну, мы пойдем, — сказал человек.

Вика сидела на сгибе его руки и обнимала за шею. В глазах ее сияла Караппа.

— Ты все-таки жив, — сказал Храпнев.

— Нет, — качнул головой Вальковский, — это, скорее, посмертие, другая форма жизни. Понимаешь, я ни черта не понял. Мы вообще мало что понимаем, да? Мой поступок… Моя смерть — это оттого, что я все неправильно… Нет, так не объяснить. Мы здесь можем достичь реального бессмертия.

— Ты уверен?

Вальковский кивнул.

Он был черный и синий, в черных рубашке, брюках и с синим носом, но все же он был Вальковский. Женька. Не сон.

Или это я его сейчас создал, подумал Храпнев, прижимая к себе Лисс.