– Понимаю, друг. Я помешал Охотникам шумом своего… железного лука?

Джаванар покачал головой:

– Ахука предупреждал о твоей железке.

– Откуда он узнал?

– Узнал. Он тоже адвеста. – Джаванар широко улыбнулся, и Колька непроизвольно ответил ему улыбкой. – Прошу тебя, займи Ухо гонии!

– Я не хочу, – вырвалось у Кольки, он заторопился, решившись на откровенность: – Слушай, Джаванар… Я не хотел, чтобы Нарана знала о моем участии в охоте. – Он не рискнул сказать: «о моем железном луке».

– Этого нельзя, – очень мягко сказал Охотник. – Нельзя молчать о событиях Равновесия. Ты не хочешь говорить с Нараной?

Колька видел, что Мин ждет у дерева, и сказал по-русски:

– А, ракш с вами со всеми! – И подошел к гонии.

Было снова утро. Начиналась вторая полудюжина лунных фаз, и приближались дожди.

В городе Синих Холмов старый Хранитель ждал, сжимая руки от сладостного трепета, – только что рабочие кроты Нараны обрушили земляную перегородку, открыв новую пещеру для нового Уха Памяти. Белые муравьи с шумом ливня текли в пещеру и покрывали своими выделениями ее своды и ложе Памяти, а на крайнем Ухе дрожал и наливался прекраснейший розовый пузырь дочернего Уха. Хранитель укоризненно оглядел подземелье – сотни людей увлечены обыденными делами, чудо свершается не для них. Даже младшие Хранители работали, отбирая отросших за ночь нардиков. Плоскохвостые слепые кроты тащили корзинки на поверхность по наклонным штольням.

В густой белой сетке грибницы, выстилавшей заднюю полосу ложа Памяти, сновали термиты, другие термиты сидели неподвижно, выделяя пищу Памяти, – тончайший шелест падающих оранжевых капель звучал как музыка в ушах старого Хранителя.

Было раннее время утра, часть Ушей пустовала. Оглянувшись, Хранитель убедился в этом и заметил Ахуку. Улыбнулся ему щедрой, восторженной улыбкой и пожалел, что Наблюдающий Небо увлечен работой и не может разделить с ним торжество.

…В это мгновение Колька сел к гонии шестого поста по Раганге и заговорил с Памятью.

Вызов пропела Дхарма. «Шестой пост. Нарану вызывает пришелец Адвеста», – пролетело по окрестным гониям, но одно только дерево – по Большой дороге – усилило вызов и передало дальше, к поселению, по цепи гоний, на поляну Памяти. «Нарана отвечает шестому посту, пришельцу Адвесте», – пропела гония чистым скрипичным звуком. Колька смотрел вверх, вдоль ствола – далеко, в кобальтовой сини, на черном стволе, подпирающем небо, плыли раструбы листьев-антенн.

– Говори все, что помнишь, и все, как помнишь, – сказала Дхарма.

…Треугольные в сечении корни-волноводы большой гонии уходили под поверхность поляны Памяти, пронизывали рыхлый красноземный слой, и плотные, слежавшиеся глинистые наносы, и окаменевший муравьиный цемент и примыкали к Немому Уху Памяти – материнскому телу, началу начал. Отсюда много поколений назад пошел рост Нараны – с ничтожного клубка запоминающей живой ткани, торжественно внесенного в подземелье.