– …Родилось Ухо Великой Памяти! – пропел старец. – Радость, радость! – Он восклицал, руки его дрожали, и он не заметил, как Нарана засмеялась в четвертый раз.

Она засмеялась, услышав голос «старикашки», почти забывшего свою речь. Но в то же мгновение по всем звеньям Нараны прошел сигнал. Просьба Немого Уха, координатора, о помощи. Решалась загадка железных Головастых – заново, в ее связи с новыми сведениями.

Пришельцы не знают существ, подобных Наране, употребляют животных в пищу. Для охоты они сооружают железные убивала, для путешествий – железные дома. Эти несомненные Головастые высокого уровня приспособлены к раздвоению, но, по-видимому, не пользуются им. Требовалось решение, содержащее два ответа: где находится Равновесие пришельцев и кто сформировал их разум. И впервые за все времена от Брамы осознала Нарана свое бессилие. Смолкли большие гонии. Одна за другой присоединялись к Наране Синих Холмов все Нараны Равновесия. Ужасом пораженные люди поднимались на ноги от Ушей Памяти – свет угасал, в подземельях наступала тишина. Такая тишина, что и дыхание людей казалось громом урагана. И так длилось время, до дюжины дюжин ударов сердца, пока не заговорила Нарана из поселения Водяной Крысы. Дав решение, она спасла разум своих сестер, гибнущих под гнетом неразрешимого… И свет загорелся, и заговорила речь Памяти, но в поселении Синих Холмов старый Хранитель лежал мертвым. Старческие его руки были прижаты к груди, к знаку Управляющего Равновесием.

Глава 5

Глава 5

«На охоте мы ищем утраченную доблесть», – вспоминал Колька чьи-то слова. Правильно было замечено. Добыв пятиметрового саблезубого тигра, Колька приободрился. Поверил, что не пропадет. И дело было не в удачных выстрелах, не в пистолете счастье, тем более что оставался один лишь патрон. Тигров-то он не испугался! Дрожь в коленях и обморок не в счет, бесстрашных навовсе людей не бывает. Он не делал глупостей, как в первые секунды с ходячими нардиками. И стрелял метко – тоже приятно, конечно. Ощущение собственной доблести приподнимало: не пропадем! Он не придал особого значения словам Дхармы: «Я рада, Адвеста, что ты лишился сознания». Рада так рада. Они сидели в лечилище после разговора по гонии, очень уютно сидели и закусывали дыней.

– Почему же ты рада? – спросил он просто для разговора.

И вдруг у нее кровь прилила к щекам так, что они стали почти малиновыми, но с чернотой, как закатная туча, а глаза почернели совсем, и что-то в них дрожало.

– Почему же?

Он свободно положил ей руку на плечо. Она встала вместе с его ладонью, и он встал, и в нем тоже пробежала дрожь от ее плеча, округло переходящего в шею. Он дрожал все сильнее, и она осторожно обняла его тонкими руками и прижалась к нему, а он слышал на спине ее руки и пальцы и дрожал. Его прямо трясло. Она мягкой шапочкой волос обглаживалась о его шею и подбородок. Он чувствовал ее всю, сверху донизу, в даль, в даль внизу, как сосну или речку, но было ужасно стыдно, что она его тоже чувствует и знает, как ему. Он простонал: «Сюда придут». Она молчала и осторожно прижимала его к себе, прижимала ладошками, и висок обглаживала о его шею. Тогда он понял, что ей безразлично – придут не придут, и всем им здесь безразлично в этих домах без дверей, и задвижек, и занавесочек… Но это было невозможно, и она поняла и отошла, отхлынула от него. Тогда он сказал: «Идем домой».