Другого такого корабля не было.

Но Феникс словно оледенел — дюзы молчали, ни одного огня не светилось около корабля, только свет Солнца отражался от золотых пластин корпуса.

Адамантиевое, трехгранное жало копья отожглось на сетчатке Дафны. Она заслонила лицо руками и попыталась проморгаться от зелёного отпечатка.

— Любимый, ты не договорил… (Кое-что до обалдения важное! О нас!)

Фаэтон, как приклеенный, уставился в пол и хмыкнул:

— Странно. Гляди, там корабль какой-то.

Он указал за стекло, будто надеясь, что Дафна разглядит своими обычными глазами, без увеличительных линз и отслеживающих надстроек нервной системы.

— Я и ты… Ты тогда не закончил. Дорогой?

— Прости, милая. Что такое?

— Да ничего. (Ладно. Хорошо. Пусть будет так. Сбегу с Аткинсом, а ты можешь искать ласки у жены в морозилке [24].) На что ты там таращишься? На другой корабль? Феникс не приревнует?

— Видишь? Там точка.

— (Разумеется не вижу, болван.) Точка и точка. Что в ней такого? (И может ли какая-то точка стоить больше нашего последнего свидания?)

— На опознавательном радиогербе — крылатая пылающая колесница.

— (Ну ладно, мне чуточку интересно.) Это же личная яхта Гелия.

— Он стыкуется с Вулканом, Солнечной батисферой. Смотри. Выстраиваются топливные ячейки, готовятся к встрече. Вот прилетели ещё.

— (Какого дьявола тут забыл Гелий?) Какого чёрта тут забыл Гелий? (Бьюсь об заклад, ты, дорогой, тоже понятия не имеешь…)

— Не знаю.

— (Так и знала.) До Трансцендентальности всего тринадцать дней. Почему он не с Пэрами, не на Земле?

— Не знаю.

(Ты повторяешься. Так что насчёт поцелуя на прощание? И как бы намекнуть, не спугнув?)