Он падал в смыкающийся мрак – где-то наверху мир сжался в единственную, не слишком яркую искорку, не более светоносную, чем новая на расстоянии тысячи световых лет, – и рассеянно размышлял, не подсыпали ли ему наркотического средства. Ведь все в Культуре так или иначе корректируют восприятие происходящего с помощью гландулярной секреции нужных веществ, превращая действительность в более или менее реальную.

Он глухо стукнулся о какую-то поверхность. Сел и огляделся.

Вдали, сбоку, виднелся огонек. Опять-таки не особенно яркий. Он встал. Пол был теплый и слегка податливый. Ни запахов, ни звуков, кроме биения его собственного сердца и шума его собственного дыхания. Он взглянул вверх. Ничего.

– Гюйлер?

Прошел миг. Потом другой.

– Гюйлер?

– ГЮЙЛЕР?

Ничего.

Он постоял, наслаждаясь тишиной, затем двинулся к далекому огоньку.

Свет исходил от полосы орбиталища. Он вошел в пространство, похожее на макет обзорной галереи Концентратора. Там было пустынно. Орбиталище величественно, неторопливо и неустанно вращалось вокруг него. Он двинулся по галерее, мимо диванов и кресел, пока не дошел до того места, где кто-то сидел.

Аватар, в темно-сером костюме, освещенный отраженным светом орбиталища, поднял голову и указал на челгрианское сиденье рядом.

– Квилан, спасибо, что пришли, – сказал он. – Прошу вас, садитесь.

Отражения лужицами света скользнули по его идеально-серебристой коже.

Квилан сел. Кресло оказалось очень удобным.

– Что я здесь делаю? – спросил он. Голос звучал странно, и Квилан сообразил, что здесь нет эха.

– Я решил, что нам надо поговорить, – сказал аватар.

– О чем?

– О том, что нам делать дальше.

– Не понимаю.

Аватар поднял руку: в серебристом пинцете пальцев была зажата крупинка, похожая на драгоценный камень. Она сверкала, как бриллиант. В самой сердцевине гнездился изъян – пятнышко мрака.