– Луис!

Великан попытался ему подражать.

– Найди мне одну из репульсорных панелей, – с ходу начал Луис. – Положи ее на пол. Хорошо. Теперь принеси немного сверхпроводящей ткани. Она тремя дверями дальше, в большом шкафу. Хорошо. Оберни тканью репульсорную панель. Полностью ее покрой, но оставь складку, чтобы можно было добраться до настроек. Хмии, насколько прочна та ткань?

– Одну минуту, Луис. Видишь – она режется ножом. Вряд ли я смог бы ее разорвать.

– Хорошо. Теперь принеси мне двадцать миль сверхпроводящей нити. Обмотай один конец вокруг репульсорной панели. Завяжи покрепче, сделай побольше мотков. Не экономь. Достаточно. Теперь смотай остаток нити так, чтобы она не запуталась. Мне нужен другой ее конец. Хмии, займись. Вождь Травоядных, мне нужен самый большой камень, какой ты можешь поднять. Ты знаешь местность. Найди его и принеси мне.

Вождь великанов уставился на него… но тут же потупил взгляд и вышел.

– У меня внутри все переворачивается при мысли, что я должен покорно тебе повиноваться, – сказал Хмии.

– Но ты об этом знал, к тому же тебе не терпится выяснить суть моего плана. Однако…

– Я мог бы заставить тебя все рассказать.

– Могу предложить кое-что получше. Иди-ка сюда.

Хмии прыжком ворвался в люк.

– Что ты видишь на шагодиске? – спросил Луис.

Хмии поднял дроуд.

– Сломай его, – сдавленно проговорил Ву.

Кзин незамедлительно с размаху швырнул маленькое устройство о стену. На нем не осталось даже вмятины. Вскрыв когтем коробочку, Хмии ткнул внутрь лезвием сделанного из металла для космических корпусов ножа.

– Ремонту не подлежит, – наконец сказал он.

– Хорошо.

– Подожду внизу.

– Нет, я пойду с тобой. Хочу проверить твою работу. И позавтракать.

Луис испытывал двойственные чувства. Ришатра не вполне оправдала его ожидания, а незамутненная радость от тока закончилась навсегда. Но… сырное фондю? Почему бы и нет? И еще свобода и гордость. Через несколько часов он уничтожит вторжение подсолнечников и, невмирс, потрясет Хмии до глубины души. Луис Ву, бывший токоман, чей мозг, хотелось бы надеяться, все-таки не превратился в толокно.