Поставив в скафандр один из двух оставшихся картриджей, я выпустила из палатки воздух и поспешила к своей зарядной станции. Аккумулятор «Маруси» был заряжен на 89 процентов, и я потратила несколько минут, вставляя его в подготовленное гнездо в своём луноцикле. Скатала и приторочила полотнища солнечных батарей. Собрала и упаковала инструменты. Свернула палатку.

«Маруся» и раньше, скажем так, не была образцом стиля. А уж навьюченная всем моим скарбом и вовсе стала напоминать верблюда. Особенно, когда сверху взгромоздилась еще и я, развалившись на всей этой груде добра.

С некоторым стыдом я оглядела оставляемый лагерь. Всюду на реголите были видны следы моей вчерашней активности: провода, отдельные части разобранного китайского ровера, выброшенные мной за ненадобностью кейсы и тому подобный мусор. Искалеченный луноход обиженно взирал на учиненный мной погром своими глазами-камерами.

Затаив дыхание, я перевела рычаг переключателя в положение один, задействовав первую схему соединения аккумуляторов. Из передачи «Дискавери» я помнила, что максимальная скорость лунохода составляла 2 км, но надеялась, что это ограничение было связанно с трудностью удаленного управления машиной через плохонькую камеру и что я смогу увеличить скорость «Маруси», просто подав чуть больше напряжения на движки и уменьшив вдвое вес.

То, что двигатель при этом сгорит, я почти не опасалась. Всё что делалось в СССР, делалось с настолько большим запасом прочности, что существует уже больше 30 лет после его кончины, продолжая обеспечивать жизнь в России.

Но и рисковать я не собиралась, поэтому собиралась подавать увеличенное напряжение на свои мотор-колеса постепенно. И, переведя рычаг на первую передачу, я рассчитывала, что Маруся будет двигаться со скоростью пешехода. Тогда как она рванула как ужаленная, подпрыгнув на несколько метров. Я чудом не свалилась, вцепившись, в кучу своего барахла из всех сил. Бешеное жужжание моторов передавалось мне через раму, заставляя вспомнить о зубном кабинете. В голове испуганными птицами бились мысли: «Кажется, я немного переборщила», «Выдержит ли Маруся прилунение», «Интересно, а что будет, если я включу третью скорость?» и «Даже не думай, Даша!»

Прилунение я пережила. И первое, и второе, и третье. Я неслась над равниной, словно порезавшая лапу кошка из детского стишка. Из той его части, в которой несчастной кошке купили шарики, и она шла по дороге только отчасти, а отчасти плавно летела над ней.

Я не кошка, да и летела я не сказать чтобы уж сильно плавно — но, глядя, как уверенно «Маруся» наматывает на свои рубчатые колеса километр за километром, я приходила во всё лучшее расположение духа. Я даже принялась напевать себе под нос песенку, давшую «Марусе» имя: «В тропическом лесу купил я дачу, Она была без окон, без дверей. И дали мне еще жену в придачу, красавицу Марусю без ушей…» Пропела от первого, до последнего куплета: «Одна нога у ней была короче, другая деревянная была. Я часто просыпался среди ночи: “Зачем ты меня, мама, родила?”»