Голковский молча поднялся из кресла. Торжественно отдал честь, на что Корвин только слабо махнул рукой.

У двери его догнал возглас генерала:

– А! И еще… чуть не забыл!.. – с каким-то виноватым видом сказал он. – Когда будешь улетать… Возьми с собой «звездный колокольчик» с его светлячками. Пусть эта экосистема живет. На новой родине. Она на складе биологических материалов номер 11. Контейнер так и называется: «Звездный колокольчик»… совсем маленький…

– Будет исполнено!

– Ну… вот теперь совсем все! Прощай, Сенья! И удачи вам там… на Звездах!

Корвин отвернулся к окну, где по-прежнему также светило летнее солнце, было чистое небо.

Пока было.

Наперекор

Наперекор

Прошлое повторялось как дурной сон. Везение, которое так долго сопутствовало Диего-Сергею, закончилось. И теперь его преследовали неудачи. Причем в стиле повторения одних и тех же неприятностей.

Не успели они прибыть на промежуточную базу у какого-то безымянного светила, как весь экипаж тут же арестовали. Без объяснения причин. Возможно, на «Дельта Крукс» починили передатчик и сумели передать короткое сообщение. Но учитывая неполноту информации, они не могли дать какого-либо существенного компромата на капитана и экипаж «Катти Сарк».

К тому же, согласно закона, в первую очередь должны были непременно проинформировать Дальнюю звездную разведку и вести допросы только в присутствии и при непосредственном участии ее представителей. А тут их и близко не было. На всей деятельности разведслужб и командования лежал серьезный отпечаток нарастающего хаоса. И паники. Отчего эта деятельность напоминала самодеятельность драмкружка заштатной школы. В результате нее, правда, могли приниматься очень крутые меры. Это добавляло нервозности и неопределенности.

Допрос вел какой-то сильно нервный капитан, у которого постоянно дергался правый глаз, и молодой, но в звании «старшего специалиста», ментат.

Первый на любые, даже процессуальные, возражения разражался криком и оскорблениями. При этом ментат морщился, как от зубной боли, и начинал метаться в своем кресле, будто хотел куда-то убежать, но некуда.

Ментат старался держаться обособленно, насколько это позволял сам процесс допроса. Судя по имени и разрезу глаз, он был японцем. К тому же являлся личностью изнеженной, привыкшей к некоторому излишнему комфорту. Одет он был в довольно дорогой костюм, а его телосложение выдавало любителя вкусно поесть. Не так чтобы он страдал от ожирения, но и худощавым его нельзя было назвать. В узких глазах читалось иногда даже живое сочувствие к допрашиваемому.