С приготовлениями разобрались быстро. Кое-что показалось слишком рискованным. Он решил не уведомлять стаю Меридиана, пока не будет стоять у них на пороге. Он отключит доктора Лус и поменяет его на фамильяра-болванку. Пробудет там одну ночь и вернется Экваториальным экспрессом, отбывающим в 17:00. Связь – по минимуму, за исключением звонка, уведомляющего о прибытии.

Каждый тщательно спланированный этап был гвоздем, втыкающимся Анелизе в локоть, запястье, колено, бедро. В шею.

А Робсон, маленький засранец, никак не хотел отправляться спать. Он обычно вырубался к полуночи, но на этот раз никак не желал идти в постель. Час ночи. Час тридцать.

– Я очень устала, Робсон.

– Ложись спать. Я еще не готов.

Два часа. Два тридцать.

Она уже отправила агентам два сообщения с просьбой подождать. Она находила поводы не спать: новая музыковедческая статья об исторической связи между сетаром и уйгурским сатаром, недавно выпущенная на Земле запись ансамбля Чемирани, разгоряченное обсуждение какой-то персидской музыкальной группы. Она страшилась холодной войны нервов с Робсоном – каждый из них был полон решимости заснуть позже другого.

В три двадцать он повалился на спину.

– Все, я сплю.

Анелиза дождалась первого рычащего всхрапа, прежде чем вызвать агентов «Маккензи Гелиум».

– Не сделайте ему больно.

– Я обещаю. Илоило.

Громадный фиджиец направляется по лестнице в мезонин.

– Анелиза?

Он стоит в дверях спальни, завернувшись в простыню. Тощий и сонный.

– Что происходит?

– Черт, – говорит уроженец Луны. Он касается запонки. Темные пылинки летят в лицо Робсона. Мальчик роняет простыню, теряет равновесие и падает, дергая конечностями.

– Робсон! – кричит Анелиза, но второй похититель хватает его и несет по ступенькам, легко, как насекомое.

– Тебе приснятся безумно интересные сны, – говорит уроженец Луны. – Ну, мне так говорили. – Фиджиец осторожно кладет Робсона в ящик для груза, уложив его в позу эмбриона.

– Нет, – говорит Анелиза. – Стойте…