Лазарус выключил инфомат.

«Проклятье! – подумал он. – Не стоит переживать из-за того, чему не можешь помочь». Естественно, он ожидал, что арестуют его самого… но ему удалось бежать. Что случилось, то случилось. Если бы он сдался, Семействам это все равно бы ничем не помогло – к тому же он ничем не был им обязан. Вообще ничем, черт возьми.

Так или иначе, даже лучше, если их арестуют всех сразу и быстро поместят под стражу. Если бы их вылавливали по одному, могло случиться что угодно – суды Линча, даже погромы. Лазарус знал по собственному нелегкому опыту, что даже самое цивилизованное общество легко превращается в готовую линчевать толпу. Именно потому он посоветовал Заку подстроить все именно таким образом – Зак и администратор должны были собрать Семейства в одну компактную группу, чтобы у них появился хоть какой-то шанс реализовать их план. Так оно и вышло… а у него пока что даже волос с головы не упал.

Лазарусу, однако, было интересно, как сейчас дела у Зака и что тот думает о его, Лазаруса, исчезновении. И что думала о нем Мэри Сперлинг – для нее наверняка было шоком, когда она увидела его в облике проктора. Он надеялся, что сумеет с ней объясниться.

Но сейчас не имело значения, кто и что по этому поводу думал. Очень скоро они либо окажутся во многих световых годах отсюда… либо умрут. И вопрос будет исчерпан.

Повернувшись к видеофону, он позвонил на почту.

– Говорит капитан Аарон Шеффилд, – заявил он и назвал свой почтовый номер. – В последний раз регистрировался в почтовом отделении космопорта Годдард. Не могли бы вы переслать мою почту на… – Наклонившись, он прочитал кодовый номер почтового приемника в номере.

– Мое почтение, – послышался голос служащего. – Сейчас, капитан.

– Спасибо.

Потребуется часа два, подумал он, – полчаса на доставку и еще втрое больше на прочие мелочи. Можно подождать прямо здесь… наверняка его уже перестали искать, но в Уокигане ему делать было особо нечего. Как только придет почта, он возьмет напрокат тачку и махнет…

Куда? Что ему, собственно, теперь делать?

Перебрав в уме несколько вариантов, он в конце концов пришел к выводу, что во всей Солнечной системе нет ничего такого, чего ему бы по-настоящему хотелось.

Мысль эта слегка его испугала. Когда-то он слышал – и склонен был верить, – что утрата интереса к жизни означает поворотный пункт в борьбе между анаболизмом и катаболизмом, а именно старость. Внезапно он позавидовал обычным короткоживущим людям, – по крайней мере, они могли стать обузой для своих детей. Семьяне не отличались сыновней привязанностью – поддерживать отношения в течение века с лишним было просто нереально. Да и дружба, за исключением дружбы между семьянами, вынужденно рассматривалась как нечто преходящее и поверхностное. Не было ни одного человека, с кем Лазарусу хотелось бы увидеться.