Пауль повернулся, взглянул на Эдрика.
– Какое обучение прошел этот дар? – спросил он.
– С разрешения милорда, – начал Эдрик, – тлейлаксу показалось любопытным сделать этого гхолу ментатом и философом-дзенсуннитом – этим они рассчитывали усовершенствовать его фехтовальное мастерство.
– Им это удалось?
– Не знаю, милорд.
Пауль взвешивал ответы гильдийца. Чувство правды подсказывало ему: Эдрик не лжет, он уверен, что перед ними Айдахо. Пауль знал – воды времени, которые мутил своим присутствием пророк-навигатор, предвещали опасность… но не открывали ее природы.
– Философ-дзенсуннит, – задумчиво молвил Пауль, глядя на гхолу. – Успел ли ты уже обдумать свою роль в жизни и мотивы поступков?
– Я со смирением подхожу к своей службе, сир. И разум мой чист, он отмыт ото всех императивов, важных для прежней моей жизни.
– Как ты хочешь, чтобы тебя называли: Хейт или Дункан Айдахо?
– Милорд может звать меня как угодно ему, ведь мое имя – это не мое «я».
– Но для твоего слуха приятно имя Дункана Айдахо?
– Должно быть, так меня и называли, сир. Имя кажется мне подходящим. Но… есть в нем кое-что любопытное. Впрочем, за любым именем, по-моему, кроется и приятное, и неприятное.
– А что доставляет тебе наибольшее удовольствие? – спросил Пауль.
Гхола неожиданно усмехнулся в ответ:
– Отыскивать в людях признаки моего прошлого бытия.
– И ты замечаешь их сейчас?
– О да, милорд. Вот Стилгар – его раздирают подозрительность и восхищение. В прошлом он был мне другом, но плоть гхолы отталкивает его. Вы же, милорд, восхищались человеком, которым я был… и доверяли ему.
– Очищенный разум… – сказал Пауль. – Как может очищенный разум связать себя долгом по отношению к нам?
– Долгом, милорд? Очищенный разум принимает решение, будучи окружен неизвестными величинами и без учета причин и следствий. Где же здесь долг?