Им безразлично – знаю я или нет, что это оружие направлено против меня, думал Пауль.

– А как я могу защититься от тебя? – спросил Пауль. Разговор шел прямой, без императорского «мы»: так он разговаривал бы с тем, прежним Айдахо.

– Отошлите меня, милорд.

Пауль покачал головой.

– Как ты должен погубить меня?

Хейт взглянул на охрану, немедленно обступившую Пауля, едва вышел Стилгар, повернулся. Обвел зал взглядом, вновь обратив к Паулю металлические глаза, кивнул.

– В этом зале человек удаляется от людей, – проговорил Хейт. – Все здесь исполнено мощи, которую можно переносить лишь памятуя, что всему когда-то приходит конец. Не пророческий ли дар привел вас в этот зал, милорд?

Пауль побарабанил пальцами по подлокотникам трона. Ментат требовал исходных данных, но вопрос встревожил Пауля.

– Я оказался здесь… по собственной воле, – но не всегда благодаря прочим моим… способностям.

– Собственная воля, – произнес Хейт, – закаляет мужа. Но если нагреть металл и оставить его медленно остывать, он вновь станет мягким.

– Пускаешь пыль мне в глаза, дзенсуннит? – спросил Пауль.

– Сир, дзенсуннитам некогда заниматься надувательством и обманом.

Пауль провел языком по губам, глубоко вздохнул, приводя мышление в спокойствие, как подобает ментату. Ответы были сплошь отрицательными. Зачем ему, презрев осторожность, принимать странный подарок – гхолу? Нет, не так. Почему тлейлаксу сделали именно ментата-дзенсуннита? Философия… слова… размышления… внутренний поиск… Данных не хватало.

– Необходима информация, – пробормотал он.

– Факты, в которых ощущает потребность ментат, не липнут к нему сами, словно цветочная пыльца к одежде праздного гуляки на лугу, – отвечал Хейт. – Свою пыльцу следует собирать с тщанием, рассматривать через сильную лупу.

– Ты должен научить меня дзенсуннитской риторике, – заметил Пауль.

Металлические глаза коротко блеснули.

– Быть может, милорд, именно это и запланировали тлейлаксу.