– Очень хорошо, согласен. Но ведь человек из будущего, с его знаниями…

Майклс со стуком опустил бокал на стол. Его лицо исказилось.

– С какими знаниями?! Думайте! Представьте, что вас бросили в Вавилоне. Вы хорошо знаете язык или историю? Как имя правителя, сколько он продержится у власти, кто его сменит? Каким законам и порядкам вы должны следовать? Вы помните, что некогда ассирийцы или персы или еще кто-то завоевали Вавилон. Но когда? Начавшиеся беспорядки – просто пограничные стычки или надвигающаяся катастрофа? Если последнее, каковы будут условия мира?.. Сегодня на всем свете не найдется и десятка людей, которые могли бы ответить на эти вопросы, не заглядывая в книги. И вы не из их числа; и книг вам не дали.

– Думаю, – медленно проговорил я, – надо подучиться языку и пойти в храм. Потом предложить священнику устроить… фейерверк…

Он печально засмеялся.

– Как? Вы в Вавилоне, не забывайте. Где взять серу или селитру? Даже если вам удастся растолковать священнику, чего вы хотите, и кто-нибудь убедит его достать для вас эти вещества, как вы сделаете настоящий порох? К вашему сведению, это целое искусство. Черт побери, да вы и в матросы не годитесь! Хорошо еще, если вам посчастливится стать уборщиком. А скорее, вас ждет участь раба. Разве не так?

Огонь в камине почти угас.

– Пожалуй, – согласился я.

– Они ведь выбирают эпоху не наобум. – Майклс обернулся к окну. Стекло тускло блестело, отражением комнаты закрывая звезды. – Но все – и неудобства, и опасность – меркнет перед тоской по дому. О боже, – прошептал он, – тоска по дому!

Такая боль, такой надрыв прозвучали в его голосе, что я поспешил вернуть его на землю прозаичным замечанием:

– Они, должно быть, делают прививки против всех древних болезней. Иначе это будет та же смертная казнь.

Майклс отрешенно посмотрел на меня.

– Да. И, разумеется, вакцина долголетия по-прежнему течет в его венах. Но и все. Его забрасывают во тьме, машина исчезает, и он отрезан от своей жизни. Он знает лишь, что ему подобрали такую эпоху… с такими чертами… которые сделают наказание достойным вины.

В комнате вновь наступила тишина, и тиканье часов на каминной полке вдруг заполнило весь мир, как будто все остальные звуки замерли. Ночь была холодна.

– Какое преступление вы совершили? – спросил я.

Он ответил спокойно и горько.

– Это не имеет значения. Я же говорил: преступления одного века служат примером героизма в другом. Если бы моя попытка удалась, потомки славили бы мое имя. Но я потерпел неудачу.

– Вероятно, многие пострадали, – сказал я. – Вас, должно быть, ненавидел весь мир.