- Это как же? - слегка опешил я. - Какая еще посторонняя помощь?

- А вот так, - Тихомиров пожимает плечами. -Циолковский считал, что уже на первом этапе космических исследований очень желательно

объединение человечества с другими родственными цивилизациями для исследования дальней Вселенной. Без такого объединения продвижение людей в глубины Галактики может быть серьезно затруднено. А то и вовсе невозможно. Даже до ближайших звезд мы в одиночку вряд ли доберемся.

- Ничего себе! Значит, если мы на просторах Солнечной системы не встретим каких-нибудь братьев -марсиан, нам так и вековать до конца времен на собственной планете?

- Вполне может быть, - Тихомиров чуть прищуривает глаза, будто пытается сфокусировать взгляд и заглянуть в будущее. - Хотя Константин Эдуардович мог и ошибаться. Ведь он до самой своей кончины так и не решился опубликовать эту свою гипотезу. Решись он на это, можно себе представить, какой всплеск интереса к космическим исследованиям последовал бы в философской среде!

“Нет, пора потихоньку выгребать из этих философских джунглей на просторы практической космонавтики, - мысленно убеждаю я себя. - У меня что в повестке дня значится? История практической космонавтики. А мы все дальше и дальше отклоняемся в философские дебри”.

- Михаил Клавдиевич, - я решаюсь круто изменить линию нашего разговора, - а когда, по-вашему, началось становление советской практической космонавтики? Во времена Циолковского, как я понимаю, и Королевин, и вы все-таки больше занимались отработкой ракет и их двигателей, чем подготовкой к штурму космоса. Или я не прав?

Тихомиров задумывается на несколько секунд, откинувшись на спинку плетеного кресла.

- Знаете, Мартын Андреевич, в тридцатые годы мы как-то не отделяли одно от другого. Да, конечно, собственно ракетами мы занимались больше, хотя и о космических полетах тоже мечтали. Но в более отдаленной перспективе. Не забывайте, что Ракетный научно-исследовательский институт, в котором мы работали вместе с Королевиным, был все-таки полувоенной организацией. От нас руководство страны ожидало, прежде всего, военных разработок. Мы делали ракетное оружие. А космонавтика... В практическую плоскость наши космические исследования перешли уже после войны. Когда Королевина в сорок четвертом году освободили из “шарашки”. Кстати, вы в курсе, что Королевин шесть лет провел в местах не столь отдаленных?

- Знаю, - киваю я. - По ложному доносу. С июня тридцать восьмого.

- Ага, да. Так вот практической космонавтикой мы начали заниматься уже после войны. В сорок шестом Королевин, Михеев, Чертков, другие наши товарищи отправились в Германию, чтобы изучить на месте ракеты Вернера фон Брауха и всю технологию ракетного дела. Тогда среди немецких разработок и были найдены эскизные проекты двухступенчатой ракеты дальнего действия. Вторая ступень этой ракеты была похожа на ракетный самолет и после запуска практически оказывалась в космическом пространстве. Хотя, конечно, и не могла еще совершить полет вокруг земного шара - та немецкая ракета в целом еще не обладала требуемой мощностью.