Ну, дошли мы до моего дома — полуразваленной пятиэтажной панельной халабуды. Забрались по ржавой железной лестнице на третий этаж, я толкнул фанерную дверь — она сразу открылась: замки в Трущобе ни к чему, квартирным ворам здесь поживиться нечем, они в Метрополии промышляют.

Антарес испуганно застыла на пороге:

— А кто у тебя дома?

— Считай, нет никого. Мать на заводе, она контору по субботам моет. Отец пьяный спит, — криво улыбнулся я. — Слышишь храп? А сеструха у «Демонов», она последнее время с ними связалась. У них четыре мотоцикла есть, по пустырям ворон гоняют…

Залез я в платяной шкаф, достал старые сеструхинские джинсы и черную майку-безрукавку. Она в них в школу ходила, а теперь вещички эти ей уже ни к чему: здоровая деваха стала. Протянул я ей вещи:

— Вон дверь в ванную, принимай душ и одевайся, красавица!

И вижу, стоит Антарес и что-то в кармане комбинезона снова нащупывает. Что там у не такое важное?.. Сунул я ей одежду и вышел из комнаты. Через некоторое время в ванной комнате вода зашумела…

Пока девчонка мылась и переодевалась, я быстренько яичницу приготовил, нарезал помидоров. И мысли у меня хорошие были: понял я, что доверяет мне Антарес, раз согласилась к Люке Буру домой идти. А то, что осторожный вопрос на пороге задала, — так не от страха быть изнасилованной в пустой квартире: просто выяснить хотела, с кем ей здороваться придется…

Я услышал за спиной шорох шагов, обернулся — Антарес стояла передо мной и улыбалась, смущенно так. Мордочка у нее после душа свеженькая стала, симпатичная. Из худеньких плеч длинная такая шейка вырастает, короткие черные волосы на голове топорщатся, как колючки у ежа. Из-под маечки острые грудки выпирают… Смешная! И хорошая…

Я отложил в сторону нож, которым хлеб резал:

— В сеструхином прикиде ты смотришься намного лучше, чем в комбинезоне!

И тут же снова к столу отвернулся. Поспешно, так, наверно, сказать надо. Мне захотелось обнять ее. Не так, как я обнимаю Селену или Лилиану. Я хотел… Может быть, это называется «прижать к сердцу», не знаю…

Я продолжал резать хлеб. И вдруг почувствовал легкий толчок. Она ткнулась лбом мне в спину, тихонько так, и прошептала:

— Спасибо тебе, Люка…

Рука сорвалась, лезвие ударило по разделочной доске. Я повернулся к ней и бережно обнял за худенькие плечи. Нет, я все-таки здоровый боров и тупой самец, мне нужны совсем другие подружки, я не желал Антарес. Но вот так обнимать ее и просто стоять рядом — хотел бы долго…

Она подняла голову и снизу вверх посмотрела на меня. И в ее темных, завораживающе мерцающих глазах я увидел тихую такую радость. И еще надежду — на то, что все образуется…