– Конечно нет, – возразил Энгельберт, тоже, в свою очередь, говоря тише. – Но известно, что все недовольные – поголовно бесшипники. И немудрено, что на общение с ними косо смотрят.
– Каждый волен думать что хочет, ведь так? Если этот человек сделал что-нибудь противозаконное, пусть мне об этом скажут, иначе я не вижу, во имя чего должен воздерживаться от встреч с ним.
Говоря это, Танкред прекрасно понимал, что лукавит. Хоть он и не знал подробностей того, чем занимался Альберик, но все же был не настолько наивен, чтобы верить, будто тот ни в чем не преступает рамки закона.
Энгельберт открыл было рот, чтобы ответить, но потом как будто передумал. Когда он заговорил, голос его был холоден как лед:
– А когда тебе все-таки предъявят доказательство, Танкред, обратишь ли ты на него внимание? Уважаешь ли ты еще закон?
Почувствовав весь подспудный смысл вопроса, Танкред на мгновение заколебался.
– Закон… не знаю, – в конце концов признал он. – А вот что касается нравственности, тут я уверен.
Энгельберт покачал головой, как если бы ответ не удивил его:
– Когда человек присваивает себе право решать, подчиняться закону или нет, он
И, не добавив больше ни слова, двинулся прочь.
Чувствуя спазм в желудке, Танкред смотрел ему в спину, пытаясь понять, как Энгельберт вдруг проникся к нему таким недоверием. По всей видимости, отныне тот рассматривал его как угрозу своему брату. И хотя сам Танкред не думал, что ему есть в чем себя упрекнуть, он вынужден был признать, что ход событий только что подтвердил правоту его оператора-наводчика. Пусть и косвенно, но это он отправил Льето на больничную койку.
Пиканье мессенджера вырвало его из раздумий. Это было всего лишь текстовое напоминание:
Танкред Тарентский: сеанс тахион-связи с Землей через десять минут.
В челноке, который нес его в Центр тахионной связи, Танкред мысленно пробежался по темам, которые он должен или, точнее,